— Хорошо еще, что переезд не длинный, — сказал он
и велел сестре милосердия принести молока для младенца.
Между приступами морской болезни Фрэнк и Мэгги ухитрялись
поить Хэла из бутылочки (хотя он упрямился и не брал соску). Фиону больше не
выворачивало, она лежала, как мертвая, и они не могли привести ее в чувство.
Стюард помог Фрэнку уложить ее на верхнюю койку, где дышалось немного легче, и,
прижимая ко рту полотенце, потому что его и самого понемножку рвало желчью,
Фрэнк примостился рядом на краю койки и отводил со лба матери спутанные
золотистые волосы. Как ни худо ему было, он часами оставался на посту; и всякий
раз Пэдди заставал в каюте ту же картину: Фрэнк сидит около матери и гладит ее
по волосам, а Мэгги, с полотенцем у рта, скорчилась на нижней койке возле Хэла.
Через три часа после стоянки в Сиднее море утихло, и старый
пароход обволокло туманом, который подкрался по зеркальной глади с далекой
Антарктики. Опять и опять выла сирена — и Мэгги, немного пришедшей в себя,
чудилось, что теперь, когда жестокие удары в борта прекратились, старая
посудина вопит от боли. «Уэхайн» еле-еле, крадучись, двигался в липкой серой
мгле, точно преследуемый зверь, и опять откуда-то сверху доносился хриплый, на
одной ноте, вопль — одинокий, безнадежный, бесконечно унылый. А потом все
вокруг заполнилось такими же горестными воплями, и по курящейся призрачными
свитками тумана воде они скользнули в гавань. На всю жизнь запомнила Мэгги эти
голоса гудков в тумане, которыми встретила ее Австралия.
Пэдди снес жену с парохода на руках, за ним шли Фрэнк с
малышом, Мэгги с чемоданом, и каждый мальчик, устало спотыкаясь, тащил
какую-нибудь поклажу. В Пирмонт — название, которое ничего им не
говорило, — они прибыли туманным зимним утром, кончался август 1921 года.
За огромным железным навесом пристани ждала нескончаемая вереница такси; Мэгги
изумленно раскрыла глаза, никогда еще она не видела такого множества
автомобилей сразу. Пэдди кое-как втиснул все семейство в одну машину, шофер которой
вызвался отвезти их в Народный дворец.
— Место для тебя в самый раз, приятель, — пояснил
он. — Вроде гостиницы для рабочего человека, а хозяйки там из Армии
спасения.
Улицы кишели автомобилями, мчащимися, кажется, сразу во все
стороны; лошадей почти не было видно. Из окон такси ребята Клири восторженно
глядели на высоченные кирпичные дома, на узкие извилистые улицы, их поражало,
как быстро собирались и вновь рассеивались толпы, будто исполняя некий странный
городской обряд. Веллингтон внушил им почтение, но перед Сиднеем и Веллингтон
казался просто захолустным городишкой.
Пока Фиона отдыхала в одной из бесчисленных ячеек огромного
улья — дома Армии спасения, любовно именуемого Народным дворцом, Пэдди собрался
на Центральный вокзал узнать, когда будет поезд до Джиленбоуна. Мальчики уже
совсем пришли в себя и запросились с ним: они прослышали, что это не очень
далеко и по дороге полно магазинов, в том числе лавка, где торгуют засахаренным
морским луком. Пэдди уступил, завидуя их мальчишеской прыти, сам он после трех
дней морской болезни еще не очень уверенно держался на ногах. Фрэнк и Мэгги
остались возле Фионы и малыша, им тоже очень хотелось пойти, но куда важней им
было, чтобы полегчало матери. Впрочем, на твердой земле силы быстро к ней
возвращались, она выпила чашку бульона, принесенного ангелом-хранителем в
чепце, и даже пощипала ломтик поджаренного хлеба. И тут вернулся Пэдди.
— Если мы не поедем сегодня, Фиа, следующего прямого
поезда ждать целую неделю, — сказал он. — Как скажешь, под силу тебе
двинуться нынче же вечером?
Фиа, вздрагивая, села.
— Ничего, как-нибудь справлюсь.
— По-моему, надо подождать, — смело вмешался
Фрэнк. — Мама еще, по-моему, очень слаба для дороги.
— Ты, видно, не понимаешь, Фрэнк, если мы упустим
нынешний поезд, придется целую неделю жить тут, в Сиднее, нет у меня на это
денег. Австралия — страна большая, туда, куда нам надо, поезда не каждый день
ходят. Завтра есть три поезда на Даббо, но там надо будет ждать местного, и мне
сказали, мы так больше намучаемся, лучше уж поднатужиться и поехать нынче
прямым.
— Я справлюсь, Пэдди, — повторила Фиа. — При
мне Фрэнк и Мэгги, ничего со мной не случится. Взглядом она умоляла Фрэнка
молчать.
— Тогда я сейчас отправлю телеграмму, чтоб Мэри ждала
нас завтра вечером.
Центральный вокзал был громаден, в такое здание им попадать
еще не случалось — исполинский стеклянный цилиндр словно бы и отзывался эхом, и
в то же время поглощал шум и голоса тысяч людей, что ждали подле своих
потрепанных, перехваченных ремнями или веревками чемоданов, не сводя глаз с
большой доски-указателя, на которой служащие при помощи длинных шестов меняли
сведения о поездах. В густеющих сумерках семейство Клири слилось с толпой, все
глаза прикованы были к железной решетке — раздвижным воротам, ведущим на
платформу номер пять, сейчас ворота были закрыты, но на них висела доска с
надписью, выведенной от руки: «Джиленбоунский почтовый». На платформах номер
один и номер два поднялась суматоха, возвещая о близком отправлении вечерних
скорых на Брисбен и Мельбурн, и пассажиры хлынули наружу. Скоро настал и черед
Клири — створки ворот перед пятой платформой сложились гармошкой, и народ
заторопился на перрон.
Пэдди отыскал свободное купе второго класса, усадил старших
мальчиков к окнам, а Фиону, Мэгги и малыша — у двери, дверь отодвигалась в
сторону, и за нею был длинный коридор, соединявший все купе. В окно заглядывали
с платформы, надеясь найти незанятое место, и сразу шарахались при виде такого
множества детворы. Иногда и у большой семьи есть свои преимущества.
Ночь была холодная, пришлось отвязать от чемоданов
прикрученные к ним сбоку дорожные пледы; вагон не отапливался, но от
расставленных на полу железных ящиков с горячими угольями шло тепло, а
отопления в поезде никто и не ждал — ни в Австралии, ни в Новой Зеландии его никогда
не бывало.
— Пап, а нам далеко ехать? — спросила Мэгги, когда
поезд тронулся, постукивая и покачиваясь на бесчисленных стыках рельс.
— Гораздо дальше, чем видно было по нашему атласу,
Мэгги. Шестьсот десять миль. Будем на месте завтра поздно вечером.
Мальчики ахнули, но тут же обо всем забыли, завороженные:
снаружи расцвела огнями сказочная страна; они прильнули к окнам, летела миля за
милей, а перед глазами все мелькали дома. Потом поезд еще ускорил бег, огни
поредели и наконец исчезли, только мчались мимо уносимые воющим ветром искры.
Потом Пэдди вышел с мальчиками в коридор, чтобы Фиа могла накормить малыша, и
Мэгги с грустью поглядела им вслед. Видно, прошло то время, когда можно было не
разлучаться с братьями, после рождения Хэла вся ее жизнь перевернулась, и она
прикована к дому совсем как мама. А впрочем, она не в обиде, подумала Мэгги —
преданная старшая сестра. Малыш такой славный, он — самая большая ее радость, и
еще так приятно, что мама теперь обращается с нею как со взрослой. Совершенно
неизвестно, отчего рождаются дети, но маленький Хэл — прелесть. Она подала его
матери; вскоре поезд остановился и стоял целую вечность, пыхтя от усталости.
Мэгги ужасно хотелось открыть окно и выглянуть, но в купе, несмотря на ящики с
угольями, становилось все холоднее.
