Их матери и сестре, привязанным к дому, в Австралии
нравилось куда меньше, ведь у них не находилось ни досуга, ни предлогов для
поездок верхом и все их занятия угнетали однообразием. Одни и те же вечные
женские заботы — стряпать, убирать, стирать, гладить, нянчить малыша, только
здесь все это труднее. Против тебя жара, пыль и мухи, крутые лестницы, мутная
вода, а мужчины вечно в отлучке, и некому принести и нарубить дров, накачать
воды, зарезать курицу к обеду. Несносней всего жара, а ведь только еще
начинается весна; и однако, на тенистой веранде термометр день за днем
показывает сто
[3]
. А в кухне, когда топится плита, доходит до ста
двадцати.
Одежда всех Клири приспособлена была для Новой Зеландии, где
в доме прохладно и надеваешь одно на другое, и все плотное, прилегающее. Мэри
Карсон, прогуливаясь, зашла однажды к невестке и окинула надменным взглядом
миткалевое платье Фионы, длинное, до полу, с высоким воротом. Сама она была
одета по новой моде: кремовое шелковое платье с большим вырезом — свободное, не
в талию, и лишь до половины закрывает икры, широкие рукава едва доходят до
локтей.
— Право, Фиона, вы безнадежно старомодны, —
сказала Мэри, оглядывая гостиную, заново окрашенную кремовой краской,
персидские ковры и хрупкую старинную мебель.
— У меня нет времени гнаться за модой, — сказала
Фиона резковато, чего в роли хозяйки никогда себе не позволяла.
— Теперь у вас будет больше времени, мужчины ваши вечно
в разъездах, не надо кормить столько народу. Укоротите свои платья, перестаньте
носить нижние юбки и корсет, не то летом вы умрете. Имейте в виду, будет еще
жарче градусов на пятнадцать, на двадцать. — Взгляд Мэри Карсон
остановился на портрете белокурой красавицы в кринолине времен императрицы
Евгении. — Кто это? — спросила она и показала пальцем.
— Моя бабушка.
— Вот как? И эта обстановка, и ковры?
— Мне подарила бабушка.
— Вот как? Значит, этот брак лишил вас положения в
обществе и, наверно, очень многого, дорогая Фиона?
Фиа никогда не теряла самообладания, не потеряла и на этот
раз, только плотнее сжала тонкие губы.
— Не думаю, Мэри. У меня хороший муж; вы должны бы это
знать.
— Но у него ни гроша. Как ваша девичья фамилия?
— Армстронг.
— Вот как? Неужели родня Родерику Армстронгу?
— Это мой старший брат. Его назвали Родериком в честь
моего прадеда.
Мэри Карсон поднялась, отмахиваясь нарядной широкополой
шляпой от мух, которые не питают почтения даже к столь важным особам.
— Что ж, вы по рождению выше, чем мы, Клири, я готова
это признать. Неужели вы настолько полюбили Пэдди, чтобы от всего этого
отказаться?
— Почему я так поступила, мое дело, — ровным
голосом сказала Фиа. — Вас это не касается, Мэри. Я не намерена обсуждать
моего мужа даже с его сестрой.
Складки у губ Мэри Карсон прорезались глубже, она вытаращила
глаза.
— Фу-ты ну-ты!
Больше она не появлялась, но ее экономка, миссис Смит,
приходила часто — и тоже посоветовала одеть семью по-другому.
— Послушайте, у меня есть швейная машина, она мне
совсем не нужна. Я велю двум работникам принести ее к вам. А если мне
когда-нибудь понадобится шить, я сама к вам приду. — Глаза ее остановились
на маленьком Хэле, который весело катался по полу. — Я люблю слушать
детские голоса, миссис Клири.
Раз в полтора месяца конная повозка доставляла из Джиленбоуна
почту — вот и вся связь с внешним миром. В Дрохеде имелись два грузовика —
«форда», из них один — приспособленный под перевозку водяной цистерны, да еще
легковой «форд» и роскошный «ролле-ройс», но, кажется, никто никогда ими не
пользовался, в Джилли ездила изредка одна лишь Мэри Карсон. Добираться за сорок
миль — все равно что до луны.
Непоседа Уильяме, окружной почтальон, за полтора месяца еле
поспевал объехать весь свой округ. Его крытую повозку с плоским верхом, на
огромных колесах десяти футов в поперечнике, груженную всякой всячиной, какую
только могли заказать самые отдаленные фермы, тащила великолепная упряжка в
дюжину ломовых коней. Кроме писем и газет, Уильяме развозил бакалею, бензин в
железных бочках на сорок четыре галлона, керосин в четырехугольных
пятигаллоновых бидонах, сено, зерно, муку, сахар и картошку мешками, чай в
деревянных ящиках, сельскохозяйственные машины, заказанные по почте игрушки и
одежду из магазина Энтони Хордерна в Сиднее и вообще все, что только
требовалось переправить из Джилли или из далеких больших городов. Лошади
двигались мерным шагом, по двадцать миль в день, и где ни останавливался
Уильяме, его встречали радушно, расспрашивали про новости, про погоду в дальних
краях, вручали аккуратно завернутые в бумажку деньги на новые покупки в Джилли
и отдавали старательно написанные письма, которые тут же укладывались в
брезентовый мешок с надписью «Почта».
К западу от Джилли на дороге было лишь два больших имения:
поближе — Дрохеда, подальше — Бугела; а за Бугелой лежала местность, куда почта
попадала только раз в полгода. По громадной извилистой дуге Непоседа объезжал
все юго-западные, западные и северо-западные фермы и возвращался в Джилли,
после чего оставалось съездить к востоку — путешествие недлинное, всего миль
шестьдесят, дальше действовала уже почта города Буру. Изредка Уильяме
кого-нибудь привозил — рядом с ним, на кожаном облучке, ничем не защищенный от
солнца, сидел гость или работяга без гроша за душой; иногда он кого-нибудь
увозил — гостя или недовольных прежним местом овчаров, горничных, сезонников,
редко-редко — гувернантку; у фермеров-скотоводов были для разъездов свои
машины, но тех, кто работал на фермеров, не только снабжал письмами и товарами,
но и выручал транспортом один Непоседа Уильяме.
Когда прибыли с почтой заказанные рулоны материи, Фиа
уселась за швейную машину — подарок миссис Смит — и принялась шить свободные
платья из светлого ситца для себя и Мэгги, легкие штаны и комбинезоны для
мужчин, платьица для Хэла, занавески на окна. Что и говорить, когда скинули
плотную облегающую одежду и несколько слоев белья, стало куда прохладнее.
Мэгги жилось одиноко, в доме из мальчиков оставался один
Стюарт. Джек и Хьюги разъезжали с отцом, учились ходить за овцами — новичков в
этом деле здесь называли желторотиками. Стюарт не годился в товарищи для игр,
какими были прежде Джек и Хьюги. Маленький, тихий, он жил в каком-то своем
отдельном мире, мог бы часами сидеть на одном месте и глядеть, как непрерывной
вереницей взбираются на дерево муравьи, а Мэгги любила сама лазить по деревьям
и с восторгом жевала смолу: ее в Австралии так много, и вся разная! Но, по
правде сказать, не очень-то они успевали лазить по деревьям или любоваться
муравьями. И у Мэгги, и у Стюарта работы было по горло. Они кололи и таскали
дрова, копали ямы для отбросов, гнули спину на огороде и присматривали за
курами и свиньями. И к тому же учились убивать змей и пауков, хотя так и не
перестали их бояться.
