Отец Ральф привез из Джилли невысокие сапожки на резинках и
брюки из плотной саржи для верховой езды и — р-раз! — выложил покупки на
кухонный стол в доме Клири. Пэдди, несколько удивленный, поднял голову от
книги, которую читал после ужина.
— Что это у вас, ваше преподобие?
— Костюм для Мэгги, чтобы ездила верхом.
— Что-о? — рявкнул Пэдди.
— Что-о?! — пискнула Мэгги.
— Костюм для Мэгги, чтобы ездила верхом. Честное слово,
Пэдди, вы просто болван! Наследник самого большого, самого богатого имения во
всем Новом Южном Уэльсе — и ни разу не дали единственной дочери сесть на
лошадь! Как же она, по-вашему, займет свое место рядом с мисс Кармайкл, мисс
Хоуптон и миссис Энтони Кинг? Они-то все — прекрасные наездницы! Мэгги
непременно должна научиться ездить и в дамском седле, и по-мужски, слышите? Я
понимаю, вам недосуг, поэтому буду сам ее учить, нравится вам это или не нравится.
Если это отчасти помешает ее домашним обязанностям, ничего не поделаешь.
Придется вашей жене раз в неделю несколько часов обходиться без помощи Мэгги,
только и всего.
Что-что, а спорить со служителем церкви Пэдди не мог, и
Мэгги начала ездить верхом. Уже не первый год она об этом мечтала, однажды
робко попросила у отца разрешения, но он тут же про это забыл, а больше
спрашивать она не посмела: раз папа молчит, значит, не позволяет. А учиться у
самого отца Ральфа — что может быть чудеснее! Но Мэгги постаралась скрыть свою
радость: ее преклонение перед отцом Ральфом успело уже перейти в пылкую девичью
влюбленность. И, прекрасно зная, что этому не бывать, она позволяла себе
роскошь втайне мечтать о нем — как бы это было, если бы он обнял ее, поцеловал?
Дальше она в мечтах не заносилась, ибо понятия не имела, что
может быть дальше да и есть ли какое-то «дальше». И хоть она знала, что грешно
так мечтать о священнике, но никак не могла взять себя в руки и отогнать эти
мечты. Только ухитрялась ничем не выдать себя, чтобы он ни в коем случае не
догадался о таких беззаконных ее мыслях.
Из окна гостиной Мэри Карсон смотрела на отца Ральфа и
Мэгги, они шли от конюшни, расположенной по другую сторону дома, дальше от
жилища старшего овчара. Работники в имении ездили на обыкновенных рабочих
лошадях, этих в стойле не держали, они либо трусили по участкам в упряжке или
под седлом, либо в часы отдыха щипали траву вокруг Главной усадьбы. Но была в
Дрохеде и конюшня, хотя пользовался ею теперь один отец Ральф. Только для него
Мэри Карсон держала двух чистокровных лошадок — беспородные рабочие клячи не
для него! И когда он спросил, нельзя ли и Мэгги ездить на его лошадях, тут
нечего было возразить. Девчонка ей племянница, и он прав — племянница хозяйки
Дрохеды должна уметь ездить верхом.
Каждая косточка в обрюзгшем старом теле Мэри Карсон ныла от
досады: если б можно было тогда отказать или уж ездить вместе с ними! Но и
отказать она не могла, и взгромоздиться в седло ей уже не под силу. И зло
берет, когда видишь, как они шагают по лужайке — он в бриджах и высоких
сапогах, в белой рубашке, изящный, точно балетный танцор, она в своих брючках
стройна и хороша какой-то мальчишеской красотой. Они так и светились дружеской
непринужденностью, и в тысячный раз Мэри Карсон с недоумением подумала: почему
никто больше не осуждает эту до неприличия тесную дружбу? Пэдди только радуется
ей, Фиа — дубина несчастная! — по обыкновению, молчит, а для мальчиков эти
двое все равно что брат и сестра. Быть может, она, Мэри Карсон, видит то, чего
не видят другие, потому что и сама любит Ральфа де Брикассара? Или ей просто
мерещится и ничего тут такого нет, просто мужчина, которому сильно за тридцать,
дружит с девочкой-подростком? Чушь! Ни один мужчина за тридцать, даже и Ральф
де Брикассар, не будет так слеп, чтобы не разглядеть распускающуюся розу. Даже
Ральф де Брикассар? Ха! Особенно Ральф де Брикассар. Уж он-то все видит и
замечает. Руки ее тряслись: на лист бумаги внизу брызнули с пера темно-синие
капли. Узловатые пальцы придвинули новый лист, опять обмакнули перо в
чернильницу и еще раз с прежней уверенностью вывели те же слова. Потом Мэри
Карсон тяжело поднялась на ноги и потащилась к двери.
— Минни! Минни! — закричала она.
— Господи помилуй, сама зовет! — послышался голос
горничной в зале напротив. Из-за двери выглянуло усыпанное веснушками лицо, ни
молодое, ни старое. — Чего вам подать, миссис Карсон, миленькая? —
спросила Минни, недоумевая, отчего старуха, против обыкновения, не вызвала
звонком миссис Смит.
— Поди позови городилыцика и Тома. Пришли их сюда
сейчас же.
— Я сперва скажу миссис Смит?
— Нет! Делай, что тебе говорят!
Том, садовник, семнадцать лет назад был обыкновенным
бродягой, скитался по дорогам с котелком и скаткой, нанимался то там, то сям на
работу, но влюбился в цветники Дрохеды и уже не мог с ними расстаться.
Городильщика, вечного кочевника, ибо таково уж его ремесло — без конца ходить
по участкам и выгонам, вколачивать в землю столбы для оград и натягивать между
ними проволоку, — недавно оторвали от его прямого дела, чтобы к празднеству
поправить белую ограду Большого дома. Испуганные нежданным приглашением, они
сразу пришли и стали перед хозяйкой, оба в рабочих штанах, в подтяжках, в
нижних рубахах, и от беспокойства вертели в руках мятые шляпы.
— Писать умеете? — спросила Мэри Карсон. Оба
кивнули, глотнули от волнения.
— Хорошо. Вот смотрите, сейчас я подпишу эту бумагу, а
вы распишетесь немного пониже, тут же под моей подписью поставите свои фамилии
и адреса. Поняли?
Оба кивнули.
— Да смотрите, подписывайтесь в точности так, как
всегда, и свой постоянный адрес пишите разборчиво. Можете указать почту, куда
вам писать до востребования, это мне все равно, лишь бы вас можно было
разыскать.
Оба смотрели, как она подписывалась; на этих листах только
свою подпись она вывела крупно, широко. Подошел Том, с трудом проскрипел
брызгающим пером по бумаге, затем городильщик большими круглыми буквами
начертил:
"Чез. Хоукинс» и адрес в Сиднее. Мэри Карсон неотрывно
следила за ними: когда оба кончили, она дала каждому по темно-красной бумажке в
десять фунтов и отпустила их, строго-настрого приказав держать язык за зубами.
Мэгги и отец Ральф давно уже скрылись из виду. Мэри Карсон
тяжело опустилась на стул у своего бюро, достала еще лист бумаги и снова
принялась писать. На сей раз ее перо бегало по бумаге не так быстро и свободно.
Порой она медлила, призадумывалась, потом, оскалясь в невеселой усмешке, опять
писала. Видно, немало ей хотелось высказать, слова теснились, строчки жались
друг к другу, и все же ей понадобился второй лист. Наконец она перечитала
написанное, собрала все четыре листа, сложила, сунула в конверт и запечатала
его красным сургучом.
На празднество должны были явиться только Пэдди, Фиа, Боб,
Джек и Мэгги; Хьюги и Стюарту поручено было присмотреть дома за младшими, и они
втайне вздохнули с облегчением. Чуть ли не впервые в жизни Мэри Карсон
расщедрилась — все получили новое платье, лучшее, какое только можно было
заказать в Джилли.