Когда мы только познакомились, вам хотелось заполучить
Дрохеду и мои деньги, не так ли, Ральф? В этом вы видели средство купить
возвращение на предназначенную вам стезю. А потом появилась Мэгги, и вы уже не
думали о том, как бы меня обработать, не так ли? Я стала лишь предлогом для
поездок в Дрохеду, чтобы вы могли видеть Мэгги. Любопытно, переметнулись бы вы
с такой же легкостью, если б знали истинные размеры моего состояния? Знаете ли
вы это, Ральф? Думаю, даже не подозреваете. Полагаю, благородной особе
неприлично указывать в завещании точную сумму своих богатств, а потому сообщу
вам ее здесь, пусть в час, когда вам надо будет решать, к вашим услугам будут
все необходимые сведения. Итак, с точностью до нескольких сот тысяч в ту или
другую сторону, мое состояние — это тринадцать миллионов фунтов.
Вторая страница подходит к концу, и вовсе незачем обращать
это письмо в диссертацию. Прочтите мое завещание, Ральф, и когда прочтете,
решайте, как поступить. Повезете вы его к Гарри, чтобы тот дал ему законный ход
— или сожжете и никогда никому о нем не расскажете? Вот это вам и придется
решать. Должна прибавить, что завещание, которое хранится в конторе у Гарри, я
написала в первый год после приезда Пэдди — там я все свое имущество оставляю
ему. Надо же вам знать, что брошено на чашу весов.
Я люблю вас так, Ральф, что готова была убить вас за ваше
равнодушие, но эта моя месть — куда слаще. Я не из числа благородных душ; я вас
люблю, но хочу истерзать вас жестокой пыткой. Потому что, видите ли, я
прекрасно знаю, что именно вы решите. Знаю наверняка, хоть и не смогу видеть
это своими глазами. Вы будете терзаться, Ральф, вы узнаете, что такое настоящая
пытка. Итак, читайте, красавчик мой, честолюбивый служитель церкви! Читайте мое
завещание и решайте свою судьбу».
Ни подписи, ни хотя бы инициалов. Отец Ральф чувствовал —
пот проступил у него на лбу, струится из-под волос на шею. Вскочить бы, сейчас,
сию минуту сжечь обе эти бумаги, даже не читая — что там, в завещании. Но она и
впрямь отлично изучила свою жертву, эта гнусная старая паучиха. Конечно же, он
прочтет, слишком сильно любопытство, где тут устоять. О господи! Чем он
провинился, что она захотела так ему отплатить? Почему женщины так его мучают?
Почему он не родился безобразным кривобоким коротышкой? Быть может, тогда он
был бы счастлив.
Последние два листа исписаны были тем же четким, почти
бисерным почерком. Таким же скаредным и недобрым, как ее подлая душа.
"Я, Мэри Элизабет Карсон, находясь в здравом уме и
твердой памяти, сим объявляю, что настоящий документ есть моя последняя воля и
завещание, и тем самым теряют силу все завещания, написанные мною прежде.
За исключением особых распоряжений, перечисленных ниже, все
мое движимое и недвижимое имущество и все деньги я завещаю Святой Римской
католической церкви на нижеследующих условиях.
Первое: упомянутой Святой Римской католической церкви, в
дальнейшем именуемой просто Церковь, надлежит принять к сведению, сколь высоко
я ценю и почитаю ее служителя, преподобного Ральфа де Брикассара. Единственно
его доброта, духовное руководство и неизменная поддержка побуждают меня именно
так распорядиться моим имуществом.
Второе: данные распоряжения в пользу Церкви остаются в силе
лишь до тех пор, пока она ценит достоинства и таланты вышеназванного
преподобного Ральфа де Брикассара.
Третье: вышеназванному Ральфу де Брикассару вручается все
мое имущество, движимое и недвижимое, и все мои деньги с правом полновластно
распоряжаться доходами и всем моим состоянием.
Четвертое: после смерти вышеназванного преподобного Ральфа
де Брикассара его последняя воля и завещание становятся решающим законным
документом, определяющим все, что касается дальнейшего управления моим
состоянием. Иными словами, оно и впредь останется собственностью Церкви, но
только преподобный Ральф де Брикассар вправе избрать своего преемника, кому
поручено будет управление; никто не может обязать его назначить для этого
служителя церкви или не духовное лицо, непременно исповедующее католическую
веру.
Пятое: имение Дрохеда не подлежит ни продаже, ни разделу.
Шестое: мой брат Падрик Клири остается на должности
управляющего имением Дрохеда с правом поселиться в моем доме, и жалованье ему
может назначить только преподобный Ральф де Брикассар по своему усмотрению и
никто иной.
Седьмое: в случае смерти моего брата, вышеназванного Падрика
Клири, его вдове и детям разрешается оставаться в имении Дрохеда, и пост
управляющего должны последовательно занимать его сыновья за исключением
Фрэнсиса — Роберт, Джон, Хью, Стюарт, Джеймс и Патрик.
Восьмое: после смерти всех сыновей (за исключением Фрэнсиса)
те же права переходят по наследству к внукам вышеупомянутого Падрика Клири.
Особые распоряжения:
Падрику Клири завещаю все, что имеется в моих домах в имении
Дрохеда.
Юнис Смит, моя экономка, может оставаться в этой должности
на приличном жалованье столько времени, сколько пожелает, сверх этого завещаю
ей пять тысяч фунтов, а при уходе на покой ей должна быть опргделена
достаточная пенсия.
Минерва О'Брайен и Кэтрин Доннелли могут оставаться на
приличном жалованье столько времени, сколько пожелают, сверх этого завещаю им
по тысяче фунтов каждой, а при уходе на покой им должна быть определена
достаточная пенсия.
Преподобному Ральфу де Брикассару должны пожизненно
выплачиваться десять тысяч фунтов в год, каковой суммой он вправе распоряжаться
единолично и бесконтрольно по своему усмотрению».
Под всем этим, как полагается, стояла ее подпись, подписи
свидетелей и дата.
Комната отца Ральфа выходила на запад. Солнце уже садилось.
Как всегда летом, в недвижном воздухе висела пелена пыли, солнце пронизывало
ее, перебирая мельчайшие пылинки тонкими пальцами лучей, и казалось, весь мир
обратился в золото и пурпур. Длинные узкие облака с огненной каймой, точно
серебряные вымпелы, протянулись поперек громадного багрового шара, повисшего
над деревьями, что росли на дальних выгонах.
— Браво! — сказал он. — Признаюсь, ты взяла
надо мной верх, Мэри. Мастерский удар. Глуп был я, а не ты.
Сквозь слезы он уже не разбирал строк и отодвинул бумаги,
пока на них еще не появились кляксы. Тринадцать миллионов фунтов. Тринадцать
миллионов фунтов! Да, правда, на ее деньги он и метил когда-то, пока не
появилась Мэгги. А потом отказался от этой мысли, не мог он хладнокровно вести
эту коварную игру, обманом перехватить наследство, которое по праву принадлежит
ей. Ну, а если бы он знал тогда, как богата старая паучиха? Как бы он себя вел?
Ему и в мысль не приходило, что у нее есть хотя бы десятая доля. Тринадцать
миллионов фунтов!
Семь лет Пэдди и вся его семья жили в доме старшего овчара
и, не щадя себя, работали как проклятые на Мэри Карсон. Ради чего? Ради грошей,
которые платила им старая скупердяйка? Насколько знал отец Ральф, ни разу Пэдди
не пожаловался на то, как бессовестно с ним поступают, но уж наверно он думал,
что после смерти сестры будет щедро за все вознагражден, ведь он управлял всем
ее имением, получая жалованье простого овчара, а сыновья его, работая овчарами,
получали жалкую плату сезонника-чернорабочего. Он не жалел сил на Дрохеду и
полюбил ее как свою и по справедливости ждал, что так оно и будет.
