Но после обыкновенной ямы, служившей отхожим местом, это был
сущий рай.
Еще в начале декабря отец Ральф прислал Пэдди чек на пять
тысяч фунтов на текущие расходы, как пояснил он в записке; Пэдди даже ахнул от
удивления и отдал чек жене.
— Наверно, я за всю свою жизнь столько не
заработал, — сказал он.
— Что же мне с этим делать? — спросила Фиа, с
недоумением посмотрела на чек, потом на мужа, глаза ее заблестели. —
Деньги, Пэдди! Наконец-то у нас есть деньги, понимаешь? Миллионы тетушки Мэри
мне не нужны, такая уйма — это уже что-то непонятное, ненастоящее. А вот эти
деньги — настоящие! Что мне с ними делать?
— Тратить, — просто ответил Пэдди. — Отчего
не купить что-нибудь новое из одежды себе и ребятам? И, может, тебе хочется
какую мебель для нового дома? Уж не знаю, чего еще нам надо.
— И я не знаю, вот глупо, правда? — Фиа встала
из-за стола (они только что позавтракали), властно кивнула дочери. —
Пойдем-ка посмотрим, как там и что.
Хотя минуло уже три недели с той, сумасшедшей, что
последовала за смертью Мэри Карсон, никто из Клири еще и не подходил к Большому
дому. Но если прежде Фиа держалась подальше от него, нынешний приход стоил
многих визитов. Сопровождаемая целой свитой — миссис Смит, Минни и Кэт, она
переходила с Мэгги из комнаты в комнату, и Мэгги недоумевала: никогда еще она
не видела мать такой оживленной. Фиа все время бормотала про себя — это, мол,
просто ужас, невозможно, невыносимо, слепая, что ли, была Мэри, в цвете не
разбиралась или уж вовсе лишена вкуса?
Дольше всего Фиа задержалась в гостиной, придирчиво всю ее
оглядела. Гостиная по размерам уступала только зале — просторная, сорок футов в
длину, тридцать в ширину, высокий, пятнадцати футов, потолок. И престранная
смесь безобразия и красоты в убранстве, стены, сплошь выкрашенные в кремовый
цвет, давно пожелтели и никак не оттеняют великолепного лепного потолка и
резных панелей в простенках. По стене, выходящей на веранду, во всю
сорокафутовую длину ее, сплошной ряд высоких, от пола до потолка, окон, вернее,
стеклянных дверей, но тяжелые шторы коричневого бархата еле пропускают
сумрачный свет; обивка кресел какая-то буро-коричневая, тут же две изумительные
малахитовые скамьи и две необыкновенно красивые скамьи флорентийского мрамора и
громадный камин, отделанный кремовым мрамором с густо-розовыми прожилками. На
паркете тикового дерева ровнехонько, словно по линеечке, разложены три
прекрасных обюссонских ковра, чудесная уотерфордовская люстра, которую можно бы
опустить на шесть футов, вздернута на скрученных винтом цепях под самый
потолок.
— Честь вам и слава, миссис Смит, — сказала
Фиа. — Все здесь просто ужасно, но нигде не пылинки. Я устрою что-нибудь
более достойное ваших забот. Такая красота эти скамьи, и совершенно теряются
без подходящего фона, просто стыд и срам! Меня всегда, с первого взгляда,
подмывало переделать эту комнату, чтобы всякий, кто войдет, ахнул от восторга,
и при этом чтоб было очень уютно, просто уходить не хотелось.
Письменным столом Мэри Карсон служило уродливое бюро в
истинно викторианском стиле, на нем стоял телефон; Фиа подошла, презрительно
щелкнула по мрачному темному дереву.
— Мой письменный столик тут будет очень кстати, —
сказала она. — С этой комнаты я и начну, и перееду сюда, когда мы ее
обставим, не раньше. Тогда у нас будет хоть один не скучный уголок, где приятно
всем собраться и посидеть.
Она подсела к бюро и сняла телефонную трубку.
Дочь и три служанки стояли бок о бок и растерянно слушали,
как она дает поручения Гарри Гофу. Пускай Марк Фойз вечерней почтой вышлет
образчики тканей; фирма «Нок и Кербис» пусть пришлет образцы красок, братья
Грейс — образцы обоев; эти и другие сиднейские магазины должны выслать
составленные для нее каталоги с описанием имеющейся у них мебели. Смеющимся
голосом Гарри пообещал подыскать искусного мастера-обойщика и артель маляров,
способных выполнить кропотливую работу, какой требует Фиа. Ай да миссис Клири!
Она не оставит в доме никаких следов Мэри Карсон.
Едва закончились телефонные переговоры, всем велено было тут
же сорвать с окон бархатные коричневые портьеры. В порыве расточительства Фиа
распорядилась швырнуть их в кучу мусора во дворе и самолично ее подожгла.
— Нам они не нужны, — объявила она, — и я не
стану их навязывать джиленбоунским беднякам.
— Хорошо, мам, — оцепенев от удивления, пробормотала
Мэгги.
— Здесь окна занавешивать незачем, — сказала Фиа,
беспечно сокрушая все правила, принятые в ту пору в убранстве жилищ. —
Веранда очень широкая, прямо в комнаты солнце не попадает, так на что нам
занавеси? Я хочу, чтобы эта комната была на виду!
Прибыли заказанные ткани, и обойщик, и маляры; Мэгги и Кэт
велено было взобраться на стремянки, отмыть и протереть верхнюю половину окон,
миссис Смит и Минни управлялись с нижней половиной, а Фиа ходила вокруг, и
ничто не ускользало от ее зоркого глаза.
К середине января работа была закончена, и, разумеется,
благодаря общей телефонной линии весть об этом просочилась к ближним и дальним
соседям. Миссис Клири сделала из гостиной в Дрохеде настоящий дворец, так,
наверно, простая учтивость требует, чтобы миссис Кинг и миссис О'Рок вместе с
миссис Хоуптон навестили ее и поздравили с переездом?
Все единодушно сошлись на том, что Фиа старалась не
напрасно: ее гостиная — верх совершенства. Кремовые обюссонские ковры,
расцвеченные чуть поблекшими букетами розовых и алых роз и зеленых листьев,
небрежно раскинуты по зеркальному паркету. Стены и потолок заново покрыты
кремовой краской, а все лепные узоры на потолке и резьба на стенах тщательно
позолочены, но в простенках широкие овальные медальоны гладко затянуты матовым
черным шелком с тем же узором из роз, что и на коврах, и похожи на изысканные
японские панно в кремовых с позолотой рамах. Хрустальную люстру опустили так,
что нижние подвески позванивают в каких-нибудь шести с половиной футах от пола,
и каждая из тысяч начищенных граней сияет радугами, а массивная бронзовая цепь
уже не закручена в узел под самым потолком, но отведена к стене. На кремовых с
позолотой столиках с витыми ножками расставлены того же стиля лампы, и
пепельницы, и вазы, полные чайных и розовых роз; широкие удобные кресла заново
обиты кремовым муаровым шелком, уютно придвинуты по два, по три к широким
диванам и так и манят к себе; в одном светлом, солнечном углу стоит прелестный
старый клавесин Фионы, и на нем в большой вазе чайные и розовые розы. Над
камином Фиа повесила портрет бабушки в нежно-розовом кринолине, а напротив, в
другом конце комнаты, портрет побольше — Мэри Карсон, еще не старая,
рыжеволосая, в строгом черном платье с пышным турнюром, похожая на еще не
старую королеву Викторию.
— Ну вот, — сказала Фиа, — теперь мы можем
переселяться. Остальные комнаты я отделаю на досуге, без спешки. Правда,
славно, что есть деньги и приличный дом и можно его устроить, как хочется!
