— Молодчина, Том! — закричал Боб. —
Продолжай, пока не станет жарко, да смотри вовремя унеси ноги, слышишь? Зря не
геройствуй, ты стоишь куда дороже, чем доски да стекла.
На Главной усадьбе полно было машин, и по дороге из Джилли
подъезжали новые, издали виднелись яркие пляшущие огни фар; когда Боб свернул
на конный двор, тут в ожидании уже толпились мужчины.
— Большой пожар, Боб? — спросил Мартин Кинг.
— Очень большой, — с отчаянием ответил Боб. —
Боюсь, не сладим. В ширину, по-моему, захватило миль пять, и ветром гонит с
такой скоростью — лошадь галопом еле уходит. Уж не знаю, отстоим ли мы усадьбу,
а вот Хорри, наверно, надо приготовиться. До него скоро дойдет, мы-то огонь
навряд ли остановим.
— Что ж, большому пожару давно время. С девятнадцатого
года не было. Я соберу отряд, пошлю на Бил-Бил, но и тут народу хватит, вон еще
подъезжают. Джилли может выставить против пожара до пятисот мужчин. Ну, и тут
кой-кто из нас останется помогать. Одно скажу, слава богу, моя земля западнее
Дрохеды.
Боб усмехнулся:
— Вы мастер утешать, Мартин. Мартин огляделся по
сторонам.
— А где отец, Боб?
— Западнее пожара, наверно, где-то около Бугелы. Он
поехал на выгон Вилга за суягными овцами, а пожар начался, я так думаю, миль на
пять восточное.
— Больше ни за кого не тревожишься?
— Слава Богу, сегодня в той стороне никого нет. Как
будто война, подумала Мэгги, входя в дом: быстрота без суетливости, забота о
пище и питье, о том, чтобы собрать все силы и не падать духом. И грозная
неминуемая опасность.
На Главную усадьбу прибывали еще и еще люди и тотчас
принимались помогать — рубили немногие деревья, что стояли слишком близко к
берегу, широким кольцом скашивали чересчур высоко поднявшуюся кое-где траву.
Мэгги вспомнилось, как, впервые приехав в Дрохеду, она пожалела, что вокруг
Большого дома голо и мрачно, куда красивей было бы, стой он среди великолепных
могучих деревьев, их так много кругом. Теперь она поняла. Главная усадьба —
просто огромная круглая просека для защиты от пожара.
Все толковали о пожарах, что бывали в джиленбоунской округе
за семьдесят с лишком лет. Как ни странно, в пору долгой засухи пожар был не
такой страшной опасностью — по скудной траве огонь не мог перекинуться далеко.
А вот через год или два после обильных дождей, когда травы, как сейчас,
поднимались густые, высокие и сухие, точно порох, — тогда-то и вспыхивали
пожары, с какими иной раз не удавалось совладать, и опустошали все окрест на
сотни миль.
Мартин Кинг взялся командовать тремя сотнями людей,
остающихся защищать Дрохеду. Он был старшим среди джиленбоунских
фермеров-скотоводов и уже полвека воевал с пожарами.
— У меня в Бугеле полтораста тысяч акров, — сказал
он, — и в тысяча девятьсот пятом я потерял все, как есть, ни одной овцы не
осталось и ни единого дерева. Пятнадцать лет прошло, покуда я опять стал на
ноги, а одно время думал, и вовсе не оправлюсь, от шерсти тогда доходу было
чуть, и от говядины тоже.
По-прежнему выл ураганный ветер, неотвязно пахло гарью.
Настала ночь, а небо на западе зловеще рдело, дым опускался ниже, и люди уже
начали кашлять. Вскоре показалось и пламя, огненные языки и спирали взметались
в туче дыма на сто футов, и стал слышен рев, будто неистовствовала на
футбольном матче многотысячная толпа. Западный ряд деревьев, окаймляющих
Главную усадьбу, разом занялся, на месте его встала сплошная стена огня;
Мэгги, окаменев, глядела с веранды, как на этом огненном
фоне скачут и мечутся крохотные черные человечки, словно грешники в аду.
— Поди сюда, Мэгги, выставь все тарелки на буфет. Да
поживей, у нас тут не гулянье! — послышался голос матери.
Мэгги с трудом оторвалась от страшной картины. Два часа
спустя первая партия измученных людей притащилась подкрепиться едой и питьем,
иначе не хватило бы сил бороться дальше. Для того и хлопотали без роздыха
женщины — чтобы для всех трехсот человек вдоволь было лепешек и тушеного мяса,
чаю, рома и пива. Когда пожар, каждый делает, что может и умеет лучше всего, а
потому женщины стряпают, чтобы поддержать силы мужчин. Ящик за ящиком вносили
пиво и опустевшие заменяли новыми; черные, закопченные, шатаясь от усталости,
мужчины стоя жадно пили, наспех глотали большущие куски лепешек, мигом очищали
тарелку едва остывшего тушеного мяса, осушали последний стакан рома и вновь
спешили навстречу огню.
Мэгги бегала взад-вперед между кухней и домом, а улучив
минуту, с ужасом, с трепетом смотрела на пожар. Была в нем какая-то чуждая,
неземная красота, ибо он был сродни небесам, шел от солнц таких отдаленных, что
свет их доходит до нас холодным, шел от Бога и дьявола. Передовая волна пламени
пронеслась на восток. Большой дом оказался теперь в кольце, и Мэгги различала
подробности, которые прежде в сплошной стене огня нельзя было разглядеть.
Различимы цвета — черный и оранжевый, красный, белый и желтый; вот чернеет
силуэт огромного дерева, а кора мерцает и светится оранжевым; в воздухе летают,
кувыркаются красные угольки, точно игривые призраки; словно биение
обессиленного сердца, разгорается и меркнет, разгорается и меркнет желтый свет
в стволах выгоревших изнутри деревьев; взрывается смолистый эвкалипт — и
фонтаном брызжут во все стороны алые искры; вдруг расцветает языкатый
оранжево-белый костер — что-то до сих пор сопротивлялось огню и вот покорилось,
запылало. Да, ночью это красиво, это она запомнит на всю жизнь.
Внезапно ветер еще усилился — и все женщины, завернувшись в
мешки, по ветвям глицинии, точно по канатам, бросились на сверкающую серебром
железную крышу, мужчины ведь были на усадьбе. Руки и колени обжигало и сквозь
дерюгу, но женщины, вооружась мокрыми мешками, сбивали уголья с раскаленной
крыши — ведь самое страшное, если железо не выдержит и пылающие головешки
провалятся на деревянные перекрытия. Но теперь яростней всего пожар бушевал на
десять миль восточнее, в Бил-Биле.
Большой дом Дрохеды стоял всего в трех милях от восточной
границы имения, ближайшей к городу. Здесь к ней примыкал Бил-Бил, а за ним, еще
восточнее, Нарранганг. Скорость ветра достигала теперь уже не сорока, а
шестидесяти миль в час, и вся джиленбоунская округа знала: если не хлынет
дождь, пожар будет свирепствовать неделями и многие сотни квадратных миль
плодороднейшей земли обратит в пустыню.
Пока огонь проносился по Дрохеде, дома у реки держались —
Том как одержимый вновь и вновь наполнял свою цистерну и поливал их из шланга.
Но когда ветер еще усилился, они все-таки вспыхнули, и Том, горько плача,
погнал машину прочь.
— Благодарите господа Бога, что ветер не подул сильней,
покуда огонь только надвигался с запада, — сказал Мартин Кинг. —
Тогда бы не то что дом — и нас всех поминай как звали. Хоть бы в Бил-Биле народ
уцелел!
Фиа подала ему стакан неразбавленного рома; Кинг далеко не
молод, но он боролся, пока нужно было бороться, и на редкость толково всем
распоряжался.
