— Глупо, конечно, — призналась ему Фиа, — но
когда показалось, что уже ничего не спасти, странные меня мысли одолевали. Я не
думала, что умру, ни о детях, ни что такой прекрасный дом пропадет. А все про
свою рабочую корзинку, про неконченое вязанье и коробку со всякими пуговицами,
я их сколько лет собирала, и про формочки сердечком для печенья, мне их
когда-то Фрэнк смастерил. Как же я, думаю, буду без них жить? Понимаете, все
это пустяки, мелочи, а ничем их не заменишь и в лавочке не купишь.
— Да ведь почти у всех женщин так. Занятно, правда, как
голова работает? Помню, в девятьсот пятом моя жена кинулась обратно в горящий
дом, я как полоумный ору вдогонку, а она выскакивает с пяльцами, и на них
начатое вышиванье. — Мартин Кинг усмехнулся. — Все-таки мы остались
живы, хоть дом и сгорел. А когда я отстроил новый, жена первым делом докончила
то вышиванье. Такой был старомодный узор, вы, верно, знаете. И слова вышиты:
"Мой дом родной». — Он отставил пустой стакан,
покачал головой, дивясь непостижимым женским причудам. — Ну, мне пора. Мы
понадобимся Гэрету Дэвису в Нарранганге, и Энгусу в Радней Ханиш тоже, или я
сильно ошибаюсь.
Фиа побледнела.
— Ох, Мартин! Неужели дойдет так далеко?
— Всех уже известили. Из Буру и из Берка идет подмога.
Еще три дня пожар, непрестанно ширясь, сметая все на своем
пути, мчался на восток, а потом вдруг хлынул дождь, лил почти четыре дня и
погасил все до последнего уголька. Но на пути пожара осталась выжженная черная
полоса шириною в двадцать миль — начиналась она примерно посередине земель
Дрохеды и обрывалась на сто с лишним миль восточнее, у границ последнего имения
в джиленбоунской округе — Радней Ханиш.
Пока не начался дождь, никто не ждал вестей от Пэдди,
думали, что он спокойно ждет по другую сторону пожарища, чтобы остыла немного
земля и догорели все еще тлеющие деревья. Не оборви пожар телефонную линию,
думал Боб, уже передал бы весточку Мартин Кинг, ведь скорей всего Пэдди искал
пристанища на западе, в Бугеле. Но лило уже шесть часов, а Пэдди все не давал о
себе знать, и в Дрохеде забеспокоились. Почти четыре дня они уверяли себя, что
тревожиться нечего, конечно же, он просто отрезан от дома и ждет, когда можно
будет проехать не в Бугелу, а прямо домой.
— Пора бы уж ему вернуться, — сказал Боб, шагая из
угла в угол по гостиной под взглядами остальных домашних; словно в насмешку, от
дождя резко похолодало, сырость пробирала до костей, и пришлось снова развести
огонь в мраморном камине.
— Ты о чем думаешь, Боб? — спросил Джек.
— Думаю, самое время поехать его искать. Вдруг он ранен
или тащится домой в такую даль пешком. Мало ли. Вдруг лошадь с перепугу
сбросила его, вдруг он лежит где-нибудь и не в силах идти. Еды у него с собой
на одни сутки, а уж на четверо никак не хватит, хотя с голоду он пока помереть
не мог. Пожалуй, переполох поднимать рано, так что пока я из Нарранганга
подмогу звать не стану. Но если дотемна мы его не найдем, поеду к Доминику и
завтра всех поднимем на ноги. Господи, хоть бы эти телефонщики поскорей
наладили линию!
Фиону трясло, глаза лихорадочно, дико блестели.
— Я надену брюки и тоже поеду, — сказала
она. — Сил нет сидеть тут и ждать.
— Не надо, мама! — взмолился Боб.
— Если он ранен, Боб, так ведь неизвестно, где и как,
вдруг он и двигаться не может. Овчаров ты отослал в Нарранганг, — значит,
для поисков у нас совсем мало народу. Если я поеду с Мэгги, мы вдвоем с чем
угодно справимся, а без меня ей придется ехать с кем-нибудь из вас, значит, от
нее пользы почти не прибавится, а от меня и вовсе толку не будет.
Боб сдался.
— Ладно, — сказал он. — Возьми мерина Мэгги,
ты на нем ездила на пожар. Все захватите ружья и побольше патронов.
Переехали через реку и пустились в самую глубь пожарища.
Нигде ни единого зеленого или коричневого пятнышка — бескрайняя пустыня,
покрытая черными мокрыми угольями, как ни странно, они все еще дымились, хотя
дождь лил уже несколько часов. От каждого листа на каждом дереве только и
осталось, что скрюченный поникший черный жгутик; на месте высокой травы кое-где
виднелись черные кочки — останки сгоревшей овцы, а изредка чернел холмик
побольше — то, что было когда-то лошадью или кабаном. По лицам всадников вместе
с дождем струились слезы.
Боб с Мэгги ехали впереди, за ними Джек и Хьюги, последними
Фиа со Стюартом. Этих двоих езда почти успокоила — утешает уже то, что они
вместе, говорить ничего не нужно, довольно и того, что они рядом. Порой лошади
сходились почти вплотную, порой шарахались врозь, увидев еще что-то страшное,
но последняя пара всадников словно не замечала этого. От дождя все размокло,
лошади двигались медленно, с трудом, но им было все же куда ступить: спаленные,
спутанные травы прикрывали почву словно жесткой циновкой из волокон кокосовой
пальмы. И через каждые несколько шагов всадники озирались — не показался ли на
равнине Пэдди, но время шло, а он все не появлялся.
И у всех сжалось сердце, когда ясно стало, что пожар начался
много дальше, чем думали, на выгоне Вилга. Должно быть, дым сливался с
грозовыми тучами, вот почему пожар заметили не сразу. Поразила всех его
граница. Ее словно провели по линейке — по одну сторону черный блестящий вар,
по другую — равнина как равнина, в светло-коричневых и сизых тонах, унылая под
дождем, но живая. Боб натянул поводья и повернулся к остальным.
— Ну вот, отсюда и начнем. Я двинусь на запад, это
самое вероятное направление, а я покрепче вас всех. Патронов у всех довольно?
Хорошо. Кто что найдет, стреляй три раза в воздух, а кто его услыхал, давайте
один ответный выстрел. Потом ждите. Кто стрелял первым, пускай через пять минут
дает еще три выстрела, и потом еще по три через каждые пять минут. Кто слышит,
отвечает одним выстрелом. Джек, ты поезжай к югу, по самой этой границе. Хьюги,
ты давай на юго-запад. Я — на запад. Мама с Мэгги, вы — на северо-запад. А ты,
Стюарт, по границе пожарища — на север. Только не торопитесь. За дождем плохо
видно, да еще деревья кой-где заслоняют. Почаще зовите, может он в таком месте,
что увидать вас не увидит, а крик услышит. И помните, стрелять только если
найдете, у него-то с собой ружья нет, вдруг он услышит выстрел далеко, а самому
в ответ не докричаться, каково ему это будет?
Ну, с Богом, счастливо!
И как паломники на последнем перекрестке, они разделились и
под серой пеленой дождя стали разъезжаться все дальше, каждый в свою сторону,
становились все меньше, пока не скрылись друг у друга из виду.
Не проехав и полмили, Стюарт заметил у самой границы
пожарища несколько обгорелых деревьев. Тут стояла невысокая вилга, чья листва
почернела и скорчилась в огне и напоминала теперь курчавую голову негритенка, а
на краю сожженной земли — громадный обгорелый пень. Все, что осталось от
отцовой лошади, распростерто было у подножья исполина эвкалипта и в огне
прикипело к нему, тут же чернели жалкие трупы двух собак Пэдди, лапы у обеих
торчком кверху, будто головешки. Стюарт спешился, сапоги по щиколотку ушли в
черную жижу; из чехла, притороченного к седлу, он достал ружье. И пошел,
осторожно ступая, оскальзываясь на мокрых угольях. Губы его шевелились в
беззвучной молитве. Не будь лошади и двух собак, он бы понадеялся, что огонь
захватил тут какого-нибудь странника-стригаля или просто бродягу,
перекати-поле. Но Пэдди был на лошади, с пятью собаками, а те, кто скитается по
дорогам Австралии, верхом не ездят, и если есть при ком из них собака, так
одна, не больше. И здесь самая середина дрохедской земли, не мог так далеко
забраться какой-нибудь погонщик или овчар с запада, из Бугелы. Пройдя немного,
Стюарт наткнулся еще на три обгорелых собачьих трупа; пять собак, всего пять.
Он знал, что шестой не найдет, и не нашел.
