Новость никого особенно не удивила, и никому в мысль не
пришло возражать. Только одно изумило близких — Мэгги наотрез отказалась
написать епископу Ральфу и чуть ли не истерически запротестовала, когда Боб
предложил пригласить епископа Ральфа в Дрохеду, чтобы он торжественно обвенчал
ее с Люком в Большом доме. Нет, нет, нет! — кричала родным Мэгги, та самая
Мэгги, которая никогда не возвышала голоса. Она словно бы разобиделась, как это
он ни разу их не навестил, — и вот твердит, что ее свадьба — ее личное
дело, и если епископ Ральф из приличия не приехал хоть раз в Дрохеду просто
так, не станет она навязывать ему долг, от которого ему невозможно будет
уклониться.
Итак, Фиа обещала в письмах епископу ни словом о свадьбе не
упоминать; ей, видно, все это безразлично, и столь же мало, по-видимому,
занимало ее, что за мужа выбрала себе Мэгги. Вести отчетность по такому
огромному имению, как Дрохеда, — работа нешуточная. Записи, которые делала
в своих книгах Фиа, дали бы историку исчерпывающую картину жизни овцеводческой
фермы, потому что они состояли не из одних цифр и счетов. Неукоснительно отмечалось
каждое передвижение каждой отары, смена времен года, погода в каждый день, даже
все, что миссис Смит готовила на обед. Запись в этом своеобразном вахтенном
журнале за воскресенье 22 июля 1934 года гласила: «Ясно, безоблачно,
температура на рассвете 34°. Мессу не служили. Боб дома, Джек с двумя овчарами
на Марримбейском выгоне, Хьюги с одним овчаром на Западной плотине. Пит Пивная
Бочка перегоняет трехлеток с Баджинского выгона на Уиннемурский. В 3 часа дня
температура 85°. Барометр держится на 30, 6 дюйма. Ветер восточный. На обед
солонина, отварной картофель, морковь и капуста, на третье пудинг с коринкой.
Мэгенн Клири в субботу 25 августа обвенчается в храме Креста Господня в Джилли
с мистером Люком О'Нилом, овчаром. Записано в 9 часов вечера, температура 45°,
луна в последней четверти».
Глава 11
Люк купил для Мэгги обручальное колечко, скромное, но
хорошенькое, с двумя одинаковыми бриллиантиками по четверть карата,
оправленными в два платиновых сердечка. Объявлено было, что венчание состоится
в полдень субботы 25 августа, в храме Креста Господня. За этим последует
семейный обед в отеле «Империал»: на обед, понятно, приглашены были миссис
Смит, Минни и Кэт, но Джимса и Пэтси из Сиднея не вызвали — Мэгги решительно
заявила, что незачем мальчикам тащиться за шестьсот миль, лишь бы поглядеть на
церемонию, в которой они мало что смыслят. Они поздравили сестру письменно —
Джиме прислал длинное, несвязное, совсем ребяческое письмо, а Пэтси всего три
слова:
"Желаю большого счастья». Люка они, конечно, знали, в
дни каникул немало поездили с ним по выгонам Дрохеды.
Миссис Смит очень огорчилась, что Мэгги непременно хочет
отпраздновать свадьбу как можно скромнее, она-то надеялась, что в Дрохеде
единственную девушку будут выдавать замуж при развевающихся флагах, под звуки
оркестра, и праздновать это событие не день и не два. Но Мэгги решительно не
желала никакой пышности, она даже отказалась от положенного невесте наряда —
она намерена венчаться в обычном платье и простой шляпке, и не надо будет
переодеваться для свадебного путешествия.
В воскресенье, когда они уже обсудили свои свадебные планы,
Люк уселся в кресло напротив Мэгги.
— Дорогая, я знаю, куда повезу тебя на наш медовый
месяц, — сказал он.
— Куда же?
— В Северный Квинсленд. Пока ты была у портнихи, я потолковал
кой с кем в баре, эти ребята говорят, если есть силенка и не боишься тяжелой
работы, там на плантациях сахарного тростника отлично платят.
— Но ведь у тебя здесь хорошая работа. Люк!
— Неудобно мужчине кормиться за счет жениной родни. Я
хочу заработать, сколько надо, и купить для нас с тобой участок в Западном
Квинсленде, да поскорей, покуда я еще молодой и могу сам приложить руки к этой
земле. Сейчас кризис, без образования не так-то просто найти хороший заработок,
а там, в Северном Квинсленде, рук нехватка, и работник получает вдесятеро
против дрохедского овчара.
— А что там надо делать?
— Рубить сахарный тростник.
— Да ведь это самая черная работа! На нее нанимаются
китайцы!
— Ошибаешься. Китайцы малорослые, им с белыми в этом
деле не сравниться, и потом, ты не хуже меня знаешь, по закону запрещено
ввозить в Австралию негров и желтых для тяжелых работ и платить им меньше, чем
белым, чтоб не отнимали кусок хлеба у белых австралийцев. Так что рубщики
наперечет и платят им здорово. Не у всякого парня хватает росту и силы для
такой работенки. А у меня хватит! Я с чем хочешь справлюсь.
— Люк, разве ты хочешь, чтобы мы совсем переехали в
Северный Квинсленд?
— Ну да.
Мэгги смотрела поверх его плеча в огромные окна Большого
дома, за окнами открывалась Дрохеда — призрачные эвкалипты, Главная усадьба,
ряд деревьев по ее границе. Не жить больше в Дрохеде! Уехать куда-то, где
епископу Ральфу ее уже не найти, никогда его больше не видеть, непоправимо,
безвозвратно прилепиться к этому чужому человеку, что сидит напротив… Ее серые
глаза вновь обратились на полное жизни, полное нетерпения лицо Люка и стали еще
прекраснее, но и много печальнее. Он все-таки почуял это, хотя не увидел ни
слезинки, и она не опустила глаз, и не дрогнули, не опустились углы губ. Но его
мало трогало, какие там у нее горести, он вовсе не намерен был отвести для
Мэгги в душе столько места, чтобы приходилось из-за нее тревожиться. Спору нет,
она — немалый выигрыш для человека, который готов был жениться на Дот Макферсон
из Бингелли, но как раз оттого, что она так прелестна и у нее такой кроткий
нрав, Люк окончательно решил не впускать ее в сердце. Ни одна женщина, пусть
даже такая милая и красивая, как Мэгги Клири, не заберет над ним власть и не
станет им командовать!
Итак, верный себе, он без околичностей приступил к тому, что
было для него важней всего. В иных случаях без хитрости не обойтись, но в таком
деле полезней идти напролом.
— Мэгенн, я человек старомодный, — сказал он.
Мэгги изумленно посмотрела на него.
— Разве?
В этом вопросе ясно слышалось: а какое это имеет значение?
— Да, — подтвердил Люк. — Я так полагаю,
когда люди женятся, все имущество жены должно перейти в руки мужа. Вроде как
приданое в прежние времена. Я знаю, у тебя есть кой-какие деньги, так вот,
прямо сейчас тебе говорю, когда мы поженимся, надо тебе их переписать на мое
имя. По справедливости ты должна знать заранее, как я про это думаю, покуда ты
еще сама по себе и можешь решать, согласна ты на это или нет.
Мэгги никогда и в голову не приходило оставить свои деньги
при себе; казалось, это само собой разумеется — когда она станет женой Люка,
деньги тоже перейдут к нему. В Австралии все женщины, кроме самых образованных
и умудренных опытом, воспитаны в сознании, что они чуть ли не рабыни своих
мужей, а уж Мэгги и вовсе не могла думать по-другому. Ее отец всегда был для
жены и детей господином и повелителем, а после его смерти главным в семье, его
преемником, Фиа признала Боба. Мужчине принадлежит вся власть над деньгами и
домом, над женой и детьми. Мэгги никогда не сомневалась в этих хозяйских
правах.
