DRANG NACH OSTEN
[19]
и HEUTE DIE WELT, MORGENS DAS SONNENSYSTEM
[20]
.
Наконец все было приведено в боевую готовность. Иссиня-чёрные губы генерала СС Рудольфа Ханфгайста, мёртвого вот уже тридцать лет, зашевелились, отдавая приказ о наступлении. Этот приказ был передан высшими офицерами низшим чинам. Тишина взорвалась рокотом дизельных двигателей. Чеканя шаг, солдаты двинулись вперёд. Их манили огни и музыка на противоположном берегу, за тёмной бездонной водой. В лунном свете поблёскивали каски на мёртвых головах и рунические значки на петлицах.
— Они идут, — сказала лежавшая под Хагбардом женщина. Это не была ни Мэвис, ни Стелла, ни Мао. У неё были прямые чёрные волосы, кожа оливкового цвета, густые чёрные брови и костлявое лицо.
— И я на подходе, Мать, — воскликнул несущийся в потоке неудержимого желания Хагбард. Мгновение спустя он подошёл к порогу оргазма и переступил его.
— Я не твоя мать, — сказала женщина. — Твоя мать была светловолосой голубоглазой норвежкой. А я, по-моему, сейчас похожа на гречанку.
— Ты мать всех нас, — возразил Хагбард, целуя её влажную от пота шею.
— О, — сказала женщина. — Вот я, оказывается, кто? Это уже интересно.
И тут меня немного понесло: эклипс Малика Малаклипсом, потом Челине с сердитой миной, Мэри-Лу-я-тебя-люблю, Красный Глаз — мой собственный помысел, в чем замысел промысла? и тому подобная семантика семенная мантика античное семя (в моей голове алгорифмический логаритм: территориальный императив запускает Stay Off My Turf
[21]
, латынь воюет с англосаксонским в синапсах бедного Саймона; мертвецы сражаются за право пользоваться моим языком, превращая демографическую ситуацию в слишком уж нас до хрена и наоборот, так что уж недалеко до слишком графической хренации… и, кроме того, Ведьма не пускала стрейтов на Черно-Белую Мессу; кислота была во мне, и это был трип, я влип, ну и тип, гип-гип! на моем Пути вместе с Маоцзуси-Даоцзуси, ибо число Нашей Госпожи — сто пятьдесять шесть, и здесь Муммудрость!). Я не ожидал, что так будет.
— Что ты видишь? — спросил я Мэри Лу.
— Какие-то люди выходят из озера. А что видишь ты?
— Совсем не то, что должен видеть. Ибо в первом ряду, ясное дело, шёл Мескалито из моих пейотных видений, и Осирис с огромными женскими грудями, и Человек-паук, и Маг Таро, и старый добрый Чарли Браун, и Багз Банни с автоматом «томми», и Джагхед с Арчи, и Капитан Америка, и Гермес Трижды Благословенный, и Зевс с Афиной, и Загрей с его рысями и пантерами, и Микки-Маус с Суперменом, и Санта-Клаус, и Смеющийся Будда-Иисус, и миллионы миллионов птиц: канарейки и волнистые попугайчики, длинноногие цапли и священные вороны, орлы и соколы, и плачущие голуби (ибо нескончаема скорбь), и все окаменевшие ещё с конца девонского периода, когда они начали клевать зёрна конопли (неудивительно, что Хаксли считал птиц «самым эмоциональным классом живых существ»), у всех навсегда съехала их птичья крыша, и все постоянно поют: «Я кружу, я кружу…», за исключением говорящих скворцов, пронзительно выкрикивающих: «Ко мне, кис-кис-кис!», и тут я вспоминаю, что бытие настолько же воспринимаемо, насколько оно горячо, или красно, или высоко, или кисло: лишь отдельные элементы бытия обладают подобными качествами, а затем появился Человек-Зигзаг
[22]
и о Боже о боже их возглавляет мой отец, который поёт:
СОЛИДАРНОСТЬ НАВЕКИ
СОЛИДАРНОСТЬ НАВВВВВВВЕКИ!
В СОЮЗЕ МЫ СИЛЬНЕЕ
— Знаете, — заявил Англичанин, — я считал его чудовищем, а он всего лишь Жаба из Тоуд-Холла… и Крыса… и фея Динь-Динь… и Венди… и Боттом
[23]
…
— Сам ты все они, — перебил его Хагбард, — если для тебя это одна и та же гребаная личность.
— Мне кажется, тебе пора подняться на сцену и сделать наше небольшое объявление, — сказала женщина. — Я думаю, все к этому готовы.
— Я пришлю к тебе Диллинджера.
— Да ну?!
— Ты же знаешь, что все было не так. Тот член принадлежал другому парню, Салливану.
— Я вовсе не об этом. Меня не беспокоит размер его члена, пусть он даже не больше моего мизинца. Просто сама мысль о том, чтобы потрахаться с Джоном Диллинджером… если он меня не разогреет, это уже никому не удастся.
Хагбард расхохотался. — Ну вот, ты опять становишься Мэвис. Смотри не растеряй силы, Суперсучка!
Когда «Американская Медицинская Ассоциация» закончила своё выступление и её сменила рок-группа «Кларк Кент и его супермены», Хагбард, Джордж, Гарри, Отто и Малаклипс направились к сцене. Они прошли этот путь за полчаса, пробираясь сквозь толпы молодых людей, практиковавших монгольский кластерфак, медитировавших в позе дзадзэн или просто слушавших музыку. Приблизившись к сцене, Хагбард показал охранникам, не пропускавшим посторонних, золотую карточку.
— Я должен сделать объявление, — твёрдо сказал он. Охранники разрешили ему подняться на сцену, попросив все же
дождаться окончания выступления. Но, увидев Хагбарда, Пирсон сразу подал «суперменам» знак, и музыка умолкла. Публика недовольно зароптала.
— Ну что ж, Хагбард, отлично, — сказал Пирсон. — А я гадал, покажешься ты когда-нибудь или нет.
— Добрый вечер, — обратился Пирсон к Уотерхаусу. — Как поживает моя девушка Стелла?
— С каких это, на хрен, пор ты называешь её «своей девушкой»? — угрожающе рявкнул Уотерхаус.
— Кислота всего лишь раскрывает тебе глаза, Джордж. Она не творит чудеса.
И будет: всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся.
— Интересно, что за хреновина в этом чемодане, — пробормотал Диллинджер.
— Сейчас я его открою, — сказал Сол. — После этого нам всем придётся принять противоядие. Оно у меня в машине.
Он наклонился и с усилием вытащил чемодан из окоченевших рук Кармела. Барни, Диллинджер и Маркофф Чейни напряжённо следили за тем, как он возится с замками. Наконец чемодан открылся.
— Будь я проклят, дважды проклят, — глухо вымолвил Барни Малдун.
— Хагбард нас все время разыгрывает, — сонно говорит Саймон. (В Первом Бардо это неважно.) — Нацисты уже тридцать лет мертвы, и точка. Он вызвал нас сюда с одной целью: отправить в Трип. Ничего из озера не выходит. Все это моя галлюцинация.
