С тех пор, как Артур начал учиться в этом проклятом университете в Кембридже (а он, как Вам, наверное, известно, полон социалистов и атеистов, которые даже не пытаются скрывать свои еретические взгляды), он постоянно насмехался над нашей священной религией, но я, да простит меня Бог, был слишком любящим и слишком добрым братом, чтобы признаться, даже самому себе, в том, что юношеское бунтарство Артура завело его гораздо дальше поверхностного свободомыслия большинства «интеллектуалов» нашего времени, завело прямо в пропасть сатанизма. Даже после того, как он покончил с собой и нотариус передал мне его стихи, я отказывался видеть, что эти насмешки над Христом были написаны не просто скептиком, а настоящим сатанистом. Если у Вас тоже есть чрезвычайно одаренный и своенравный младший брат, Вы, конечно, поймете причины моего заблуждения, моей душевной слепоты.
Однако, сэр, все это уже в прошлом, а сейчас я расплачиваюсь за свои заблуждения, и расплачиваюсь с лихвой. Дьявольские силы атакуют мою церковь, мою семью и меня самого. Если бы я оказался настолько глуп, чтобы рассказывать, в наш материалистический век, о тех событиях, которые недавно здесь произошли, «передовые мыслители» подвергли бы меня презрению и осмеянию, а психиатры постарались бы упрятать меня в сумасшедший дом. Чего стоит одно лишь упоминание об огромной твари с перепончатыми крыльями — но нет, я ведь хочу успокоить Вас, а не встревожить.
Что бы ни случилось, я не испытываю страха. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною»
[50]
. В нашем мире снова действует множество безымянных сил и существ, причем не только в клоаках Лондона, но и здесь, в чистом воздухе Шотландии. Но я уверен, что у меня есть защита от них — моя неколебимая вера и присутствие нашего Господа. Я слишком привязан к моей старой церкви и этому горному краю (в котором я провел все шестьдесят два года своей жизни), чтобы повернуться и трусливо бежать от этих сил, которые восстали против Всемогущего. Да и разве не предсказано в Откровении их поражение и окончательная победа Христа? Я молюсь, я тверд в своей вере и не поддамся панике, несмотря ни никакие преследования.
Все же я благодарен Вам за предложение помочь и надеюсь, что Вы не забудете меня в Ваших молитвах.
Искренне Ваш,
преподобный Вири.
P.S. На мой взгляд, христианин подвергает свою душу опасности, занимаясь иудейским (и потому нехристианским) искусством — я имею в виду каббалистику. Быть может, Вы нуждаетесь в помощи гораздо больше, чем я.
«Проклятый дурак!» — в сердцах воскликнул сэр Джон. Но потом еще раз, уже медленнее, прочел письмо преподобного Вири и был неожиданно для себя тронут наивной верой и скромной храбростью священника. По всей видимости, тому приходилось несладко в заброшенной старой церкви на берегу Лох-Несс.
Сэр Джон сел, успокоился и затем написал второе письмо преподобному Вири, в высшей степени непринужденное и в то же время вежливое. Он признал, что его предложение оказать помощь было несколько самонадеянным; он также согласился с тем, что вера сама по себе способна сдерживать натиск сил Тьмы и Хаоса. Затем он воздал должное храбрости преподобного Вири, стараясь не перегибать палку, чтобы его слова не показались священнику грубой лестью. И только после всего этого он наконец перешел к делу. Он объяснил, что его интерес к той неприятной ситуации, в которой, к несчастью, оказался Вири, представляет собой часть значительного большего по масштабам исследования, в ходе которого он старается оценить возможности и влияние культов черной магии в современном мире. Тут он призвал на помощь все свое красноречие и сообщил преподобному Вири, что надеется написать книгу, которая «раскроет добрым христианам всего мира глаза на непрекращающуюся деятельность Древнего Врага, которую они в настоящее время склонны оставлять без внимания». Сэр Джон также попросил священника описать более подробно непонятные события, которые происходят с ним и его домочадцами.
Подойдя к почтовому ящику, чтобы бросить в него письмо, сэр Джон внезапно почувствовал, что совершает ужасную ошибку, и у него испортилось настроение. Он подумал, что с его стороны было очень глупо впутываться в подобную историю, не спросив совета у Джоунза. А если случится что-нибудь из ряда вон выходящее? Ведь единственный способ связаться с вышестоящими членами Ордена — оставить письмо в специальном ящике в одном из почтовых отделений Лондона, где оно может пролежать целых две недели, а то и больше, прежде чем его обнаружат. Нечего и думать о том, чтобы открыто обратиться за помощью к одному из братьев-розенкрейцеров — например, Йейтсу. Все сразу же сочтут меня глупым дилетантом, который ввязался в дела настолько темные, что вынужден был нарушить правило Ордена, запрещающее общение между членами. Сэр Джон стоял у почтового ящика, не в силах остановить этот поток сомнений и мрачных мыслей, как вдруг ему пришло в голову, что он тоже может подвергнуться психическому нападению, как и Вири, и что внутренний голос, который побуждает его не вмешиваться, может быть голосом темных сил, которые хотят запугать его и не дать ему выполнить свой долг. «Страх — поражение и предвестник поражения», — напомнил он себе и решительно опустил письмо в почтовый ящик.
Неожиданно прямо над его головой оглушительно прогремел гром.
«Совпадение, — попытался успокоить себя сэр Джона, — просто совпадение…»
Но он уже знал, что этим словом пользуются только глупцы, пытаясь отгородиться от незримого мира, который так часто и так заметно пересекается с миром видимым.
XXII
Страх грома как первоначало религии: восемнадцатый век, теория Вико. Наши предки жались друг к другу в пещерах, дрожа от страха перед грозным рокотом силы, которой не понимали. Страх Господа: римского бога-палача и бога Вири. И голос миссис Риордан, доносящийся из далекого детства: «Когда гремит гром, это Господь гневается на грешников, Джимми».
В Триесте синьор Поппер спрашивает меня, почему я до сих пор дрожу при звуках грома: «Не могу поверить, что такой сильный духом и храбрый человек, как вы, может бояться такого простого природного явления». Нужно будет написать об этом. Пусть Эйнштейн, или Хантер, как бы я его ни назвал, скажет Стивену: «Природное явление». ФИАТ.
Что я тогда ответил Попперу? «Это поймет лишь тот, кто вырос среди ирландских католиков».
Молот Тора: скандинавы тоже его боялись. Трамбамбухбабах. «Господь гневается на грешников, Джимми». Merde. Le mot juste de Canbronne
[51]
. Коннброннтррахбах.
Кошмар, от которого человечество должно пробудиться. Начался, когда первые обезьяноподобные Финнеганы или Голдберги в благоговейном ужасе прятались от Того, Кто Гремит С Небес. «Страх — отец богов»: Лукреций. В самом деле, Панфаге. Я сказал: не буду служить. Яркая звезда, сын утра, человек в обличье сокола, поднимающийся из лабиринта:
Когда все ползали, молились и стенали,
