Распорядитель окинул взглядом окружавших его мужчин — они улыбались и кивали. Вздохнув, он прочистил горло.
— Можете постоять в последних рядах, — прошептал он. — Но малейший намек на беспорядок — и я вас выведу.
Графиня любезно улыбнулась и поплыла по залу в направлении зеленого пера. Элпью последовала за ней.
Молодой человек в светлом парике и светло-голубом бархатном камзоле остановил графиню, чтобы поздравить ее.
— Вы действительно видели великого Бойля? — не мог скрыть он своего энтузиазма. — Каким он был?
Друг молодого человека — стройный мужчина в черном — поклонился графине и отошел, обронив:
— Увидимся на лекции.
— Прошу его простить! — покраснел юноша в голубом. — Боюсь, он не слишком жалует женское общество. Так расскажите же мне о Бойле.
— О да, прекрасный человек! — выкрутилась графиня. Она едва ли помнила еще что-то помимо того, что уже рассказала, ибо тогда ей было до смерти скучно. — Восхитительный был показ. Не помню, когда еще я была так увлечена. — «Трубка с ртутью, продвинувшейся на два дюйма, — подумала она. — Любят же эти мужчины поднимать много шума из ничего!» Она снова скромно улыбнулась. — Я с таким нетерпением жду сегодняшней лекции, — проговорила она, стремясь увести беседу от Бойля.
— Да, предстоящее солнечное затмение.
— М-м-м, движение планет, — вздохнула графиня. — Моя любимая тема!
— Кое-кто считает, что нам грозит чуть ли не Судный день, так как оно приходится не только на день весеннего равноденствия, но и на конец века.
— Да, — со всей серьезностью кивнула графиня. — Тысяча семисотый год. Роковая дата.
— И Сатурн будет в оппозиции к Марсу, а Марс — к альфе Льва.
— Вы исходите из нового или из старого календаря?
— Простите?
— Вы сторонник протестантского Благовещения или нового календаря папы Григория, в котором год начинается с первого января?
Пока графиня болтала с молодым человеком, Элпью не сводила взгляда с Бо. Он стоял в кругу серьезного вида мужчин, которые горячо о чем-то спорили.
— Конечно, из нового, — сказал юноша в голубом. — Мы ученые. Мы с тысяча шестьсот шестьдесят шестого года встречаем новый год первого января.
— Странно… вы выглядите не таким уж старым.
— Не я лично. Ученые и… — Молодой человек наклонился и зашептал ей на ухо: — Многие из присутствующих здесь являются также и членами Братства философского камня. Герметическое искусство — алхимия. Мы надеемся, что сама природа этой даты приведет нас к достижению полного развития, может, даже к сублимации.
— Понятно, — подмигнув, прошептала графиня. — Как же вы правы. — Она понятия не имела, о чем он толкует.
Двери лекционного зала открылись, и слушатели хлынули внутрь.
Графиня и Элпью расположились позади, за латунным ограждением, откуда им прекрасно был виден Бо Уилсон, сидевший в пятом ряду.
Худой старик с трудом поднялся на возвышение и заговорил:
— Причины, свойства и различная природа законов, которые руководят движением планет, могут быть определены с помощью различных эфемерид…
[21]
Графиня с Элпью переглянулись. Два часа слушать этот бред!
— Но, примиряя разногласия между учеными мужами — Аристотелем и Декартом, Кардоном и Коперником, а также между христианами и арабами, и учитывая в то же время, что взгляды Коперника вступают в противоречие со взглядами Галилея…
Сыщицы откинулись на спинку скамьи и приготовились от всей души поскучать.
— Да, — изрекла Элпью, шагая по улице часа два с половиной спустя, — я согласна с Декартом. Проблема вихрей…
Графиня подумала о том, зачем она вообще научила грамоте маленькую Элпью, если та собирается тратить свои мозги на всякий вздор.
— Куда он идет теперь? — Прищурившись, графиня смотрела вперед, на зеленое перо, хозяин которого вместе с двумя другими мужчинами вошел в какую-то дверь. — Хорошо бы это была закусочная. Я должна поесть. Я умираю от голода, мне просто необходимо набить желудок.
Женщины кинулись к темно-бордовой двери с золотыми буквами.
— «У Понтака», — прочитала Элпью. — Похоже на таверну.
— Да, похоже на дорогую таверну.
— Но миссис Уилсон сказала, что оплатит наши расходы…
Графиня толкнула дверь.
Помещение было маленькое, но отделанное со вкусом. Темно-бордовые стены и золоченые подсвечники с зеркальными отражателями придавали заведению элегантность, а огромное зеркало в позолоченной раме, висевшее в конце зала, зрительно увеличивало его вдвое.
Сыщицы заняли маленький столик недалеко от Бо Уилсона, чтобы не пропустить ни одного сказанного им слова.
В ожидании меню они слушали, как мужчины за его столом беседуют о золоте и серебре, о цветных металлах, о соли аммиака и концентрированной азотной кислоте.
— Возможно, у него вообще нет никакой женщины, — сказала Элпью. — Мне кажется, его любовница — экспериментальная философия.
— Не экспериментальная философия, — подалась вперед графиня. — Алхимия! — свистящим шепотом произнесла она. — Прислушайся. Они пытаются получить золото из цветных металлов.
— Откуда вы знаете про алхимию? — спросила Элпью.
Графиня пожала плечами.
— Из пьес, разумеется. Если среди персонажей есть алхимик, публика всегда от души смеется.
Официант с поклоном подал им меню.
— Это тоже научная абракадабра? — Элпью пробежала глазами список имеющихся блюд, силясь в нем разобраться. — Как вы знаете, миледи, читать я умею, но ни одного слова здесь не понимаю.
— По-французски, — бросила графиня. — Посмотрим, что мне удастся припомнить из своего petit peu
[22]
французского.
Она взглянула на топтавшегося рядом официанта.
— Je ne say quoy?
[23]
— спросила она, указывая на один из пунктов списка.
— Delicieux, мадам!
— Прекрасно, тогда мы это возьмем. Он говорит, что это восхитительно вкусно. — Она улыбнулась Элпью и снова обратилась к меню. — А, и les poussins deux jour dehors des oeufs для меня.
Официант поклонился, забрал меню и исчез в кухне.
— Oeufs значит яйца, — одними губами проговорила графиня. — С ними-то мы уж точно не ошибемся.
