Слуги не произносили этого вслух, но теперь Элпью знала, что все они считали Бо бабником. И разумеется, у них были основания для таких подозрений: горничные должны были знать, что он регулярно ночевал вне дома, лакеи — что он тщательно наряжался, носильщики портшеза — что хозяин предпочитал держать в тайне свои визиты, иначе бы не ходил так часто пешком, не брал бы наемный экипаж, хотя платил им жалование за то, чтобы они носили его по городу. Получается, что оправдались подозрения, возникшие у Элпью с графиней с самого начала этого дела, только ко всему надо добавить еще загадочное поведение Бетти и ее обещание отомстить миссис Уилсон.
Завтра, решила Элпью, она нанесет визит аптекарю и задаст ему несколько вопросов. В конце концов, его счет был ее единственной ниточкой. Пока она будет там, ей, может, удастся поболтать с кем-нибудь из прислуги.
Кроме того, тем или иным способом она передаст ее светлости сообщение о том, как продвигается расследование.
И когда она наконец начала отходить ко сну, в кухню ввалился Годфри.
— Нужно отнести ей какую-то книгу, — пожаловался он. — Называется «Коук против Литтлтона».
[33]
— Опустившись на колени, он осмотрел пол кухни. — Придется вам вылезти из кровати.
Он с надеждой посмотрел на Элпью, и она подтянула простыню повыше, прикрывая тонкую ночную рубашку.
— Я не могу поднять вас вместе с кроватью, — добавил он, указывая на книгу под одной из ножек.
Элпью угрожающе засопела и, подняв простыню до подбородка, выбралась из кровати. Годфри вытер стекавшую по подбородку слюну и вытащил книгу, отчего кровать опасно накренилась.
— Давай хоть взглянем на нее. — И Элпью протянула из-под простыни руку. Годфри бросил книгу, надеясь, что Элпью придется выпустить простыню, но она одним ловким движением поймала фолиант и снова села.
— Все на латыни, — хмыкнула она. — Должно быть, свод законов. Я так и думала. — Потом посмотрела на Годфри, который все еще пялился на нее, пуская слюни. — Ну-ка, отправляйся спать, престарелый слабоумный развратник!
Годфри еще шире разинул рот, но, фыркнув, попятился.
— Что ж, тогда завтра вам самой придется ее нести.
— И как ты себе это представляешь? Сидеть в тюрьме по обвинению в убийстве — это тебе не фунт изюму, знаешь ли. Мне не позволят просто так, за здорово живешь, войти и передать ей книгу.
— Нет, точно не позволят. Тут же схватят за шкирку.
— О чем это ты? — воззрилась на него Элпью.
— Они приходили сюда, искали вас — Он скинул пальто и сел. — Думаю, это вас они имели в виду: полногрудая девка, волосы каштановые, глаза голубые…
Поддерживая простыню, Элпью угрожающе стала надвигаться на Годфри.
— Надеюсь, ты сказал им, что не знаешь такой?
Годфри пожал плечами, пожирая взглядом ее торс.
— Грудь как грудь, ничего особенного. В свое время видал и побольше. Сказал, что был бы так счастлив…
— Значит, завтра мне лучше подыскать себе другое место. — Она окинула кухню взглядом. Жаль будет отсюда выметаться. Здесь тепло и действительно довольно-таки удобно. — Куда уходила графиня, когда ей надо было скрыться от кредиторов?
Элпью знала, что это не пустой вопрос. Во многих домах по-прежнему сохранялись поповские убежища, оставшиеся со времен Английской республики, когда католики были объявлены вне закона и священники вынуждены были скрываться, чтобы совершать подпольные службы: мессы, крещения, венчания.
— Обычно она прячется у Пигаль, у этой своей подружки-лягушатницы.
Герцогиня де Пигаль! Когда Элпью в последний раз видела эту женщину, она, облаченная в мужской костюм для верховой езды, дралась на дуэли с молодым человеком в Гайд-парке.
Но это было двадцать лет назад, еще до того, как сэр Питер насильно увез Элпью в Новый Свет.
Взбешенная этим воспоминанием, Элпью сердито посмотрела на Годфри.
— А книга? Как же тогда ты передашь ее своей госпоже?
— Я собирался сунуть ей книгу завтра, — пропыхтел снимавший свои древние сапоги Годфри. — Когда завтра днем ее будут перевозить из Чаринг-кросской каталажки в Ньюгейтскую тюрьму.
Элпью резко обернулась.
— Ее перевозят?
— Ну конечно же! — На Годфри уже не было ничего, за исключением нижней рубахи и носков. — В этих каталажках, знаете ли, там и повернуться-то негде.
Элпью прикусила нижнюю губу и плюхнулась на кровать, которая, лишившись устойчивости, скинула ее на пол.
Схватив лежавшую рядом стопку бумаг, Элпью подоткнула толстую рукопись, озаглавленную «Последнее дыхание любви» — автор «Небесный Купидон», под короткую ножку.
— Точно! И значит, ее провезут по улицам, — прошептала она. — Это же совсем другое дело.
На следующее утро Элпью стояла у аптеки, дожидаясь ее открытия. Поднялась она рано и забежала на Сенной рынок поболтать с друзьями.
Один ломовой извозчик был ей кое-чем обязан, и она собиралась с него должок востребовать.
В доме Уилсонов, похоже, царило оживление, но этого и следовало ожидать: владелец похоронной конторы и другие мастера похоронных дел занимались кто чем — швеи шили саван, гробовщики сколачивали гроб, ювелиры изготавливали траурные кольца, печатники предлагали образцы приглашений на похороны… Похороны! А вот это будет интересно. Кто придет, пришлет цветы?
Дверь дома Уилсонов снова открылась, и туда вошел мужчина в темно-коричневой одежде.
— Чем могу служить, сударыня? — В дверях лавки стоял жилистый маленький аптекарь, придерживая открытую дверь костылем и склонив голову набок. У него была только одна нога.
Пока Элпью разворачивалась, мужчина проковылял назад в свою лавку и забрался за прилавок. Сыщица извлекла из-за выреза счет и шагнула в аптеку.
— Мне нужно узнать вот про это. — Она расправила листок на прилавке.
— Они его до сих пор не оплатили. — Аптекарь водрузил на крючковатый нос пенсне. — А что, кстати, там происходит? — спросил он, указывая на дом Уилсонов. — Кто-то выиграл в лотерею?
— Нет, — покачала головой Элпью. — Там кое-какие неприятности. Вы можете рассказать мне про этот счет?
— Вы новенькая? Раньше я вас тут не видел… — Аптекарь резко втянул воздух сквозь желтые зубы. — Они уже несколько недель мне не платят. Даже не знаю, почему я позволил ему взять эти вещества в кредит… Элпью улыбнулась.
— Я пришла заверить вас, что все счета будут оплачены. Но сначала мне нужно узнать, какой из них за что выписан.
Аптекарь взял клочок бумаги и принялся писать, от зазубренного гусиного пера во все стороны по прилавку полетели брызги чернил.
