— Это переодетая женщина?
Графиня фыркнула в ответ на такое невежество.
— Нет, дорогая, это знаменитый Сигизмондо Фидели. Это самый известный в мире итальянский кастрат!
— Знаменитый кто?
— Кастрат! Кастрат! Он мужчина, но у него удалены яички.
Планеты своими путями бегут,
Солнце с луной в звездном небе плывут…
— Яйца, вы хотите сказать?… — Элпью показала на свой лобок.
Графиня кивнула, сунув язык за щеку, прежде чем проговорить одними губами:
— Да, яички!
Элпью наклонилась вперед и, прищурившись, впилась взглядом в трико мужчины.
…И танцем своим утверждают они
Силу гармонии и любви.
Элпью посмотрела на зрителей. Все сидели как завороженные. Несколько минут она наблюдала за графиней и Пигаль, на их лицах было написано такое обожание, словно синьор Фидели был… ну, в общем, словно он был полноценным мужчиной.
Наклонившись к графине, Элпью тихо прошептала:
— Я только что увидела одного человека, мадам. Наслаждайтесь концертом. Я буду ждать вас у входа, когда он закончится.
Не отрывая взгляда от полного человечка, графиня согласно кивнула.
Выбравшись из зрительного зала, Элпью рванула прочь.
— Кошачий концерт какой-то! — крикнула она девочке с апельсинами, сидевшей на корточках в коридоре и подсчитывавшей выручку перед первым антрактом.
— Синьор Фидели? — воскликнула девушка. — Он очаровательнейшее создание. Ангельский голос.
Элпью поспешила дальше. Мир сошел с ума. Она юркнула за штору и протиснулась в дверь, ведущую за кулисы.
Сбоку от сцены, в тени, столпились оголтелые обожательницы: прислонясь к декорациям, они, словно в трансе, смотрели на певца. Элпью растолкала их, стремясь попасть в уборные.
В артистическом фойе склонились над выпивкой несколько актеров, наемных, судя по их виду. До Элпью донеслись обрывки их разговора, где преобладали слова «я», «ведущий актер», «я», «столько лет опыта», «я» и «меня», и она порадовалась, что разыскивает не их.
Она вошла в дамскую уборную. Крепкая женщина средних лет сидела под окошком, расположенным под самым потолком, и шила.
— Здравствуй, Молли, — сказала Элпью, садясь на длинную скамью спиной к столу и зеркалу. — Как дела?
Молли глянула на нее исподлобья.
— Не моя ли это красотка Элпью? Работу ищешь, а?
Элпью удивилась — Молли должна была бы лучше ее знать.
— Миледи пришла на концерт.
Молли сочувственно на нее поглядела.
— Просто загадка. «Друри-Лейн» дает представление — акробаты, канатоходцы и дрессированные собачки, публика валом валит. А потом закрепляет свой успех с помощью Силача из Кента… Ты его видела?
Элпью покачала головой.
— Ненавижу театр.
— Нет-нет, — усмехнулась Молли. — Это совсем другое! Шесть футов росту, мускулы — словно у него повсюду засунуты суповые миски. И он заставлял эти мышцы двигаться, как будто они живые. Поднял груз в две тысячи двести сорок фунтов, разрывал на куски толстенные веревки. Это было умопомрачительно. А когда он поднял лошадь…
— Человек поднял лошадь? — Элпью подумала, что ослышалась, но Молли кивнула.
— Лошадь! — Она отложила иголку и вздохнула. — Какой мужчина! Я была бы не против немного с ним порезвиться. — Она снова принялась за шитье. — А что у нас? Маленький жирный итальянец без яиц, который вопит почище мартовского кота, а женщины сходят по нем с ума. — Она испустила тяжкий вздох и откусила нитку. — Не понимаю.
Элпью кивнула головой в сторону фойе.
— А чего они здесь?
— Актеры-то? Они здорово злятся. Репетировали все утро, даже домой не ходили. — Молли затянула нитку и закрепила ее, потом стала выбирать в своей швейной корзинке нитки другого цвета. — Неудачный сезон для пьес. Все недовольны. Многих актеров уволили под Рождество. Если только они не умели прыгать через обручи или танцевать на канате.
— И никому из актеров не платят, пока там каркает этот евнух.
Молли кивнула.
— А на следующей неделе главный, от большого ума, решил отменить все запланированные спектакли и пригласить мусье Баллона, обучающего танцам французского дофина.
Элпью разинула рот.
— Французского дельфина? Да как же можно научить рыбу танцевать?
— Дофина, а не дельфина. Это по-французски «принц». Так что еще одна новомодная штучка урежет актерский заработок. — Молли вздохнула и покрепче затянула нитку. — Однако все они актеры. — Подняв брови, она постучала по носу наперстком. — Понимаешь, о чем я? У них у всех настоящие трудности, а их единственно волнует, у кого яйца больше.
— Пусть радуются, что они не синьор Фидели! У него вообще никаких нет!
Женщины расхохотались, потом зажали рты ладонью, испугавшись, как бы смех не долетел до сцены.
— Так чего же ты тут ищешь, девочка? — спросила Молли, зажав нитку в зубах и взглядом ища затерявшуюся на коленях бусину.
Наклонившись к собеседнице, Элпью прошептала:
— Мне надо найти одного типа, здорового такого. Через торговок апельсинами он передает кое-кому записки.
— Наверное, богатым женщинам? Они все это делают.
— Нет, — покачала головой Элпью. — Он передал записку джентльмену, другу моей госпожи, и эта записка привела его к смерти.
Молли ахнула. Артистическая наполнилась громом нарастающих аплодисментов. Переждав их, Молли заговорила:
— Это не тот молодой джентльмен, которого убили два дня назад в Ковент-Гардене?
— Ты об этом знаешь?
— Мы всё знаем, — Молли вывернула платье налицо. — Все здешние болтаются по вечерам на той площади. Так что когда кому-нибудь перерезают глотку… — Она передернулась.
— Красивое, — заметила Элпью. — Чье это? Брейсгирдл?
— Нет, миссис Барри. — Молли встряхнула платье, демонстрируя его во всем великолепии. — Это было свадебное платье королевы Марии.
— Королевы Марии в пьесе?
— Нет, настоящей королевы Марии.,
— Покойной жены короля Вильгельма? — Королева Мария умерла от оспы в возрасте тридцати двух лет всего пятью годами ранее.
— Нет, не этой, а итальянки, Марии Моденской, которая была замужем за королем Яковом. — Молли стряхнула с расшитого драгоценными камнями лифа платья обрывки ниток. — Она подарила его миссис Барри за то, что та научила ее «гаварить па-англиски»! Она всегда его надевает, когда играет королев. А она, как ты знаешь, только их и играет почти всегда.
