— Да?
— У нас всего три минутки, сударь, мне нужно быстро попасть в часовню.
Когда, звякнув цепями, калитка открылась и впустила их, Саймон начал подвывать. Элпью наградила его пинком.
— Доверься мне, — прошептала она. — Тебе это ничем не грозит. Только считай! Тридцать, тридцать один, продолжай…
Затем, повернувшись, она наградила улыбкой надзирателя, который вел их по проходу к часовне.
Прошу тебя, Боже, пусть она будет там, думала Элпью, а не в нужнике или еще где-нибудь в недрах тюрьмы.
— Шестьдесят пять, шестьдесят шесть, — приговаривал Саймон.
— Меньше двух минут, — отметила про себя Элпью.
Они миновали тюремную таверну, как обычно переполненную гогочущими мужчинами. Когда они завернули за угол, Элпью увидела графиню. Та сидела в засаде на скамье у входа в часовню, притворяясь, будто разглядывает свои ногти.
— Сто сорок четыре, сто сорок пять… — шептал Саймон.
Элпью с шумом втянула воздух, споткнулась и упала, взмахнув нижними юбками.
— Моя лодыжка! — воскликнула она, и графиня впилась в нее взглядом. — Саймон, милый, пожалуйста, иди вперед и скажи доброму священнику, что я сейчас приду, пусть он приготовится быстренько обвенчать нас. — Она перевела взгляд на надзирателя: — Умоляю вас, сэр, не могли бы вы проводить его? Я сейчас уже встану и смогу доковылять до алтаря. Боюсь, мой любимый думает, что я обманом заманила его под венец, и скажет священнику неправду.
Надзиратель пожал плечами и исчез в часовне следом за Саймоном.
Ее светлость, прищурившись, уже стояла над Элпью.
— То-то мне показалось, что я вижу знакомое лицо! — И графиня набросилась на Элпью с кулаками. — Ты, отвратительная, лживая распутница! Ты, гадюка, змея, которую я пригрела…
— Да успокойтесь же, миледи, прошу вас, — прошипела Элпью. — Я здесь для того, чтобы освободить вас и предложить вам сделку. От вас же мне нужно коротенькое письмо. У нас меньше минуты.
Элпью торопливо поведала графине, каково их положение касательно работы у Кью и как они могут привести это дело к успешной развязке.
Спустя мгновение уже вернулся Саймон и, улыбаясь во весь рот, объявил, что священник ответил отказом.
— Специальные часы для венчания заканчиваются ровно в три, так он мне сказал.
Элпью разыграла разочарование. День за днем она не раз становилась свидетельницей подобных сцен. Священник строжайше придерживался старых установлений. На его педантичность она и рассчитывала.
Обернувшись, она едва заметно подмигнула графине. Та опустила глаза и поджала в ответ накрашенные вишневой помадой губы.
Было уже пять минут четвертого, когда надзиратель без особых церемоний вытолкал Элпью и Саймона за ворота тюрьмы.
— Ну вот и все! Я же говорила, что ничего страшного с тобой не случится, — проговорила Элпью, энергично потирая руки. — Теперь, если ты не прочь прогуляться со мной за уголок, Саймон, мы подождем послания из-за решетки.
В этом письме, торопливо написанном обычными ее каракулями, графиня объясняла Годфри, что Элпью должна попасть в дом, с тем чтобы принять в салоне миссис Кью. Затем Годфри принесет в тюрьму деньги, которые миссис Кью передаст Элпью, и обеспечит немедленное освобождение графини.
К шести вечера леди Эшби де ла Зуш, баронесса Пендж, графиня Клэпхэмская, снова воцарилась в своем лондонском жилище. К семи часам они с Элпью заключили сделку, устраивавшую их обеих: они будут работать на пару, выискивая разные истории и обрабатывая их для газеты, принадлежащей чете Кью. Две трети денег будет получать графиня, но в обмен на львиную долю наличных графиня позволит Элпью бесплатно разместиться в Энглси-хаусе.
Глава вторая
Насыщение
Поддержание процесса путем постепенного и постоянного добавления какого-либо вещества.
Да вот беда: Энглси-хаус на поверку был вовсе не тем, чем казался.
Построенный в конце семнадцатого столетия, особняк щеголял изумительным фасадом в три этажа с богато украшенными подъемными окнами. Вход представлял собой обитую панелями дверь в обрамлении элегантного портика с белыми коринфскими колоннами, увенчанными лепниной в виде листьев аканта.
Войдя внутрь, гость попадал в просторный вестибюль со множеством дверей по обеим его сторонам.
Первая дверь справа вела в салон. Стены его, обитые пунцовой шелковой парчой, были отделаны резными липовыми панелями. Над восхитительным камином висел огромный портрет маслом, на котором графиня была изображена во дни своей молодости. Переливы и складки атласа, облекавшего статную фигуру ее светлости, были выписаны с поражающим взгляд совершенством, свойственным лишь кисти несравненного сэра Питера Лели.
[12]
Мебели в этом помещении было немного — инкрустированный комод черного дерева и несколько мягких красного дерева кресел, обитых красным же бархатом; но вся она была отличного качества и удобйая.
Элпью и графиня обговаривали детали своей сделки, сидя в креслах перед неразожженным камином, а Годфри потчевал их горячим шоколадом.
Как только Элпью дала свое согласие, графиня, взяв ее за руку, повела смотреть дом.
— Ну что ж, малышка Элпью, — сказала графиня. — Сначала ты должна увидеть свое новое жилище во всей его красе. — Она проковыляла через вестибюль и распахнула одну из дверей.
Комната была пуста и лишена всех украшений: со стен была ободрана обивка, а осыпавшаяся штукатурка небольшими кучками лежала на голых досках пола.
— Для меня наступили тяжелые времена, а нужда всему научит. Я пустила в ход всю свою изобретательность. Сначала понемножку распродавала мебель и кое-как перебивалась.
Элпью присвистнула.
— После исчезновения его светлости дела шли все хуже и хуже, — с одышкой говорила графиня, тащась вверх по деревянной лестнице. — Мне повезло: когда наш старый дом на Стрэнде забрали за долги, король не забыл меня и любезно предоставил новое жилье. Это произошло всего за несколько лет до того, как славный старый миляга сыграл в ящик, отправившись на встречу со своим создателем. По времени для меня все вышло удачно. Разорись я несколькими годами позже, пришлось бы обращаться с прошением к его брату. Но этот надутый здоровяк Яков
[13]
и в подметки ему не годился. Жуткий лицемер-папист.
Во всех верхних комнатах в потолках зияли дыры, и по облупившимся стенам расползлись черные пятна сырости. Из комнат третьего этажа можно было ясно видеть звезды в небе и пролетавших время от времени птиц.
