— Я влиятельный человек! — кричал сэр Питер. — Сколько ты хочешь?
Подлец взревел и одним ударом ножа рассек пополам подушку.
Пока оседали перья, Подлецу понадобилось всего несколько секунд, чтобы загнать в угол всех четверых — Пигаль, сэра Питера, Элпью и графиню, — сбившихся в кучу у двери в буфетную, причем тлевшая шляпа оказалась в заднем ряду.
— Мы не трусы, — прошептала дрожавшая графиня. — Ты нас не запугаешь!
Нож обрушился на один из столбиков балдахина. Все вскрикнули.
— Vous etes jetee, ерёсе d'ordure!
[72]
— Пигаль попыталась плюнуть, но во рту у нее пересохло. Со стороны казалось, будто она посылает воздушные поцелуи.
Элпью пыталась дотянуться до дверной ручки, но ей мешали три трепещущих тела.
— Кто-нибудь скажет мне, что здесь все-таки происходит? — взвыл сэр Питер, вокруг головы которого клубился дым.
Подлец занес нож.
— Couillon! — рявкнула Пигаль. — Bordille!
[73]
На полу у ног герцогини, там, куда ее бросила графиня, лежала уцелевшая банка с драгоценностями. Пигаль наклонилась за ней, чуть не попав под нож, который просвистел у самого ее плеча.
Подняв тяжелую банку, она со всей силы запустила ею в бритую голову Подлеца. Сосуд попал точно в цель и разлетелся на куски — во все стороны брызнули сверкающие браслеты, ожерелья, кольца и броши. В тот же самый миг запорошенная мукой рука Ньютона высунулась из-под кровати и дернула Подлеца за ногу, а кто-то принялся колотить в парадную дверь.
Подлец покачнулся, зашатался и рухнул на пол — и тут дверь в кухню распахнулась и на пороге возникли четыре хмурых констебля.
— Мы здесь для того, чтобы водворить домой пьяного, который заявляет, что служит тут, у леди Эшби Скарамуш.
В дверном проеме покачивался между двух стражников Годфри.
Старший констебль оглядел помещение: в воздухе летали припорошенные мукой перья; повсюду валялась поломанная мебель и рваная бумага, а с каждой имеющейся перекладины свисали ювелирные украшения. На слое битого стекла, устилавшего выложенный аспидно-черной плиткой пол, покоился огромный бесчувственный мужчина, четыре человека сгрудились в дымке у двери в буфетную, и единственным предметом, который держался прямо, был вонзенный в буфет топор.
Краткий миг тишины сменился единодушным вздохом облегчения. Четверка, стоявшая у буфетной, кинулась к констеблям, наперебой пытаясь что-то объяснить.
— Могу ли я утверждать, что здесь имело место серьезное происшествие? — поинтересовался старший констебль, стараясь оторвать от себя Пигаль, которая пылко целовала его в обе щеки.
Подлец зашевелился. Приподнялся, опираясь на локти и оглядываясь, словно не понимая, где находится. Вытолкнув ногой книги, из-под кровати вылез и встал во весь рост Ньютон.
— Беспокойное здесь было местечко нынче ночью, констебль… — Отряхнувшись, он поставил ногу на спину поверженному рубаке. — Ваше логическое построение абсолютно верно. А теперь мы были бы очень рады, если бы вы забрали этого ненормального и надежно изолировали его от цивилизованного общества.
Старший констебль оглядел Ньютона, на белом лице которого выделялись красновато-коричневые круги вокруг глаз и рта.
— Вы, случаем, не артист итальянской комедии? — спросил он.
— Ни в коем случае, — твердо ответил Ньютон. — Я Исаак Ньютон, эсквайр, знаменитый академик и член правительства Его Величества. Я мастер Монетного двора.
— Но вряд ли вы сегодня в состоянии что-либо смастерить, сэр, — сказал констебль. — Если вы простите мне мой каламбур.
Над Ньютоном зашаталась полка, серьезно потревоженная многочисленными снарядами, пролетевшими за последнее время по кухне. На полке лежала шляпа — большое украшенное разноцветными перьями сооружение, которое графиня надевала в летнее время, только по особым случаям. Полка качнулась, шляпа слетела и приземлилась точнехонько на голову Исааку Ньютону. Не двигаясь, он пробормотал непонятные слова:
— Гэ равняется два аш на тэ в квадрате.
— Разумеется, мистер Ньютон, сэр, — откликнулся констебль.
Головорез, известный под именем Подлеца, тряхнул головой и заговорил:
— Но я ничего не сделал, констебль. — Голос его звучал странно пронзительно и визгливо. — Правда! Я пришел сюда только попугать их. Честно, посмотрите. Я ведь никого не ранил.
Когда констебли ушли, уведя с собой Подлеца, графиня набросилась на мужа, обвиняя его в подлоге: он предложил ей дом, который вовсе не принадлежал ему, в грабеже на большой дороге, в измене, обмане, мошенничестве и во всех преступлениях, за исключением государственной измены, убийства и содомии.
Стоявшая рядом с ней Пигаль выдала несколько неразборчивых фраз по-французски и выхаркнула огромный сгусток слизи. Годфри, повалившись на кровать, захрапел, а Элпью и Ньютон, вернувшись на свои места у очага, склонились над уравнением. Шляпа графини по-прежнему красовалась у ученого на голове. Пламя на своей шляпе сэр Питер потушил с помощью стакана воды.
— Этот дом продан. — Сэр Питер налил себе бренди из фляжки, которую достал из кармана.
— Продан! — вскричала графиня. — Ты не можешь продать мой дом.
— Могу, ты же знаешь. Завершил сделку сегодня вечером. Как только завтра вечером она будет скреплена печатями, дом перейдет в собственность городского союза.
— Ах, Эшби! — Пигаль обхватила голову руками и покачнулась назад. — Tu es foutu, mon vieux.
[74]
— Я думала, ты меня любишь. — Верхняя губа графини задрожала. — Ты заберешь мой дом только через мой труп.
— Позволю себе напомнить, мадам, что вы моя жена. Мы не ходили в палату лордов, и нам не давали развода. А в ходе обряда венчания вы поклялись повиноваться мне.
— Но этот дом подарил мне король Карл.
— Я твой господин. Твой хозяин. Все твое принадлежит мне. Я могу это продать и продал.
— А куда я пойду? Как буду жить?
— Это ваши трудности, мадам.
— О, Пигаль! — вскричала графиня, бросаясь к ящику с ножами. — Передай мне самый большой из моих ножей, чтобы я могла прикончить его на месте.
— Я бы даже не стал пытаться, мадам. — Сэр Питер схватил ее за запястье. — По закону я для вас — Маленький Бог. Вы по отношению ко мне — все равно что гражданин по отношению к своему монарху. Убив меня, вы все равно что убьете короля. И закон не проявит к вам ни малейшего снисхождения. Для вас я маленький король, и этот дом — мое королевство, которым я могу распоряжаться по своему усмотрению.
