— Наглая, отвратительная…
Раммар и Бальбок немало удивились — эльфийка и охотник за головами осыпали друг друга ругательствами не хуже двух орков. При этом Раммар понимал, почему они оба так себя ведут, но по какой-то причине эта мысль ему совершенно не нравилась.
Чтобы спорщики своими криками не привлекли внимания жуткой живой тени, он решил вмешаться.
— Скажите-ка, вы, двое, — зашипел он, — к чему это глупое токование?
— Токование? — переспросил Корвин, уставившись на него.
— Ну конечно, — проворчал орк. — Ясно же, что ты положил на эльфийку глаз, а эльфийка странным образом находит тебя не настолько отталкивающим, каким ты являешься на самом деле.
— Это… это чушь! — беспомощно возразил Корвин, но взгляд, которым он обменялся с Аланной, доказал Раммару. что он попал не в бровь, а в глаз.
— Вместо того чтобы ругаться, — продолжал орк, — лучше займитесь этим сразу же, здесь и сейчас. Тогда все будет позади.
— Что ты имеешь в виду? — спросил неприятно пораженный Корвин.
— Что мы должны сделать? — покраснев, спросила Аланна.
— Ну что же еще? — грязно улыбнулся орк.
— Ты… ты имеешь в виду?..
Раммар кивнул.
— Лучше всего сделать это вон в той луже. Вам наверняка придет в голову кое-что забавное.
— Что именно? — спросил Бальбок.
— Молчи! — пробурчал Раммар.
— Я правильно поняла? — удивленно переспросила Аланна. — Ты… ты не только подталкиваешь нас к тому, чтобы совершить любовный акт, но мы еще при этом должны вываляться в грязи?
— Так, как поступают орки, — подтвердил Раммар, и его ухмылка стала еще более отвратительной.
— Ах ты, мерзкое создание! — воскликнула она. — Как ты посмел поливать грязью такой возвышенный акт?
— Не поливать, — поправил орк. — О поливании речи не было.
— Неужели же у тебя нет тонких чувств? — возмутилась эльфийка.
— Конечно же, нет, — сказал Корвин. — Он — орк, а орки следуют только своим инстинктам.
— В таком деле это совершенно логично, — заявил Раммар, по-прежнему ухмыляясь во весь рот.
— Это низкие, омерзительные инстинкты. — Черты лица Аланны исказило презрение.
— Вот именно, — согласился с ней Корвин. — Они — примитивные дикари и никогда не изменятся.
Охотник за головами и эльфийка вдруг снова пришли к единому мнению. Их ссора была забыта — ничего другого Раммар и не добивался.
— Корр, итак, я — примитивный дикарь, — пробормотал он. — Они тут токуют так, что даже у орка уши вянут, а примитивный дикарь в итоге — я. Ты понял, Бальбок?
— Нет, — ответил ему брат, неподвижно лежавший на спине. — Я вообще ничего не понимаю. Я голоден.
— Я тоже. В этом проклятом лесу нет ничего, кроме жестких корешков и крошечных грибов. Они мне уже поперек горла стоят.
— И мне тоже. Стоит только подумать о большом котле засорителя желудка…
— Заткнись! — прорычал Раммар.
— Не могу. Вот он опять у меня перед глазами: огромный котел с глазами змей и кишками гномов, и…
— Заткнись! — сказал Раммар, на этот раз энергичнее, и Бальбок действительно замолчал. Но по его блестящим глазам было ясно, что он продолжает представлять себе вкусности, которые еще могут быть в котле.
— В одном я тебе клянусь, Раммар, — проговорил он снова. — Если мы когда-нибудь отсюда выберемся, я возьму самый большой котел, который ты когда-либо видел, и приготовлю самый лучший засоритель желудка, который ты когда-либо ел. Корр?
Раммар вздохнул — что еще можно на это ответить?
— Корр, — тихо сказал он.
4. Боль ур'сул'хай-коул
Узкие и острые, словно лезвия мечей, корабли эльфов рассекали быстрину Восточной реки. Движимым вперед равномерными ударами весел, четырем триерам понадобилось всего несколько дней для того, чтобы достичь той местности у подножия Черногорья, где Восточная и Западная реки сливались в один поток, испокон веку служивший естественной границей между Гнилыми землями и Эльфийской империей, отсюда же происходило его название — гландуин называли его на своем языке эльфы, абхаймкроиаш — орки, Граничной рекой — люди.
Меж мрачными серыми склонами Черногорья Граничная поворачивала к угрожающей зеленой ленте леса Тровны, устремляясь к северу через мертвые Ничейные земли, где солнце было редким гостем. Серые тучи — остатки бури, которая бушевала дальше на востоке, — затянули небо темной пеленой, подобной той, что накрыла сердце Лорето.
С тяжестью в душе стоял эльфийский князь на носу корабля, возглавлявшего флотилию. Носовая фигура, представлявшая собой шею и голову лебедя, величественно рассекала волны, почти бесшумно расступавшиеся перед острой, словно нож, носовой частью корабля; слышен был только плеск весел, погружающихся в воду и снова вздымающихся.
Трижды по тридцать гребцов с каждой стороны корабля заботились о том, чтобы они двигались по течению с бешеной скоростью — слишком быстро, как для Лорето.
Сам он не торопился достичь равнины Скарии — пустынной земли, лежавшей когда-то в сердце Эльфийского царства. Ему было непонятно, зачем его предки отдали жизни за то, чтобы оспорить этот безрадостный клочок у сил зла; по его мнению, территории к востоку от Гнилых земель можно было спокойно оставить темным. Более того: надо было отдать им в придачу и все Землемирье.
Лорето никогда не понимал, что такого нашел его народ в смертных. Их глупость и жадность — в первую очередь, человеческая, — были просто безграничны, и ни разу еще люди не отплатили доблестью и преданностью за все то добро, которое сделали им эльфы. Если бы Лорето мог решать, его народ давным-давно покинул бы амбер и отправился в поисках счастья и удовлетворения на Дальние Берега.
И все же судьба оказалась достаточно милосердной для того, чтобы позволить ему жить во времена битв с темными. Даже среди отъявленных идеалистов его народа постепенно начинает наступать прозрение. Эльфы осознали, что впустую потратили время, что лучше всего предоставить людей и карликов, орков и гномов самим себе и наконец вернуться туда, откуда они в свое время пришли.
Такое отрезвление имело, конечно же, свои минусы. У Лорето сердце обливалось кровью, когда он думал о том, что корабль, на котором он должен был отправиться к Дальним Берегам, ушел без него и что председатель Высокого Совета занял его место, в то время как сам Лорето вынужден заниматься этой миссией.
Куда же подевались старые ценности?
Лорето проклинал Айлонвира за дерзость и поймал себя на том, что его посещают мысли, недостойные эльфийского князя. Дело было не только в том, что старейшина совета вынудил его остаться, в то время как сам отплыл к Дальним Берегам; он еще и принуждал его вновь увидеться с Аланной, что было едва ли не хуже. Именно встречи со жрицей Лорето стремился избежать, именно по этой причине и послал возлюбленной письмо, в котором объяснял, что между ними все кончено и он будет искать свое счастье в новом мире.
