Действительно хорошо, ибо внезапное вторжение сержанта
О’Коннора в жизнь Элси не оставило неизгладимого следа. Фред, может быть, даже
выиграл.
Глава 17
Свидетельство Роды Доз
Рода Доз вышла из «Дебнемза»
[86]
и стояла, задумавшись, на
тротуаре. Лицо ее отражало борьбу. Это было очень живое лицо, выдававшее
малейшие оттенки настроения.
В этот момент ее явно одолевали сомнения: «Стоит или нет? А
хотелось бы… Но, может быть, лучше не надо…»
Швейцар спросил с надеждой:
– Такси, мисс?
Рода покачала головой.
Полная сияющая женщина, отправившаяся пораньше
«прошвырнуться по магазинам ради Рождества», с ходу налетела на нее, но Рода
продолжала стоять как вкопанная. Она пыталась принять решение.
Обрывки мыслей проносились у нее в голове.
«В конце концов, почему бы и нет? Она меня просила, но,
может быть, она всем так говорит… Из вежливости… В конце концов, Энн не
захотела идти вместе со мной. Она ясно дала понять, что хочет пойти с майором
Деспардом к поверенному одна… Почему бы ей не сходить? Конечно, трое – уже
толпа… И потом, это не мое дело… Неужели мне так хочется увидеть майора Деспарда?..
Хотя он симпатичный… Я думаю, он, наверное, влюбился в Энн. Мужчины не станут
себя утруждать, если у них нет… Их доброта – это всегда не просто так…»
Мальчик-посыльный наткнулся на Роду.
– Извините, мисс, – сказал он с упреком.
«Ой, – подумала Рода. – Не могу же я проторчать здесь весь
день. Вот дура, не могу решиться… Думаю, пиджак с юбкой будут ужасно милы.
Коричневый подойдет лучше, чем зеленый? Нет, пожалуй, нет. Ну, идти или не
идти? Половина четвертого. Время вполне подходящее, не подумают, будто бы я
пришла поесть за чужой счет или еще что-нибудь подобное. Шла мимо и решила
заглянуть».
Она решительно перешла через улицу, повернула направо, потом
налево по Харли-стрит
[87]
и наконец остановилась у многоквартирного дома, который
миссис Оливер с легкостью окрестила «типичной частной лечебницей».
«Ну не съест же она меня», – рассудила Рода и нырнула в
подъезд.
Квартира миссис Оливер была на последнем этаже. Служитель в
униформе быстро поднял ее на лифте и высадил на нарядный новый коврик перед
ярко-зеленой дверью.
«Страх-то какой… – подумала Рода. – Хуже, чем к дантисту. Но
надо теперь довести дело до конца».
Розовея от смущения, она позвонила.
Дверь открыла пожилая прислуга.
– Э-э… могу ли я… миссис Оливер дома? – пробормотала Рода.
Прислуга отступила в сторону. Девушка вошла. Ее провели в
гостиную, где был полный беспорядок.
– Простите, как мне доложить о вас?
– А… мисс Доз… мисс Рода Доз…
Роде показалось, прошло целое столетие, но на самом деле –
около двух минут. Горничная вернулась.
– Пройдите, мисс, сюда.
Зардевшись еще сильнее, Рода последовала за ней. Она прошла
коридор, повернула за угол, и перед нею открылась дверь. С содроганием Рода
вступила куда-то, что с первого, испуганного взгляда показалось ей африканским
лесом.
Птицы, масса птиц: зеленые попугаи, попугаи ара,
[88]
птицы,
неизвестные орнитологам,
[89]
заполняли все уголки и закоулки, казалось,
девственного леса. И среди разгула этой птичьей и растительной жизни Рода
различила обшарпанный кухонный стол с пишущей машинкой, разбросанные по всему
полу листки машинописного текста и миссис Оливер, – волосы у нее были в диком
беспорядке, – поднимающуюся с расшатанного стула.
– Дорогая моя, как я рада вас видеть, – сказала миссис
Оливер, протягивая руку, испачканную копиркой, и пытаясь второй рукой
пригладить волосы – процедура совершенно бессмысленная.
Со стола упал задетый ее рукой бумажный кулек, и по всему
полу запрыгали, покатились яблоки.
– Ничего, дорогая, не беспокойтесь, кто-нибудь их потом
подберет.
Едва дыша Рода разогнулась с пятью яблоками в руках.
– О, спасибо. Не надо снова укладывать их в кулек, он,
кажется, здорово порвался. Положите их на камин. Вот правильно. Теперь
присаживайтесь. Давайте побеседуем.
Рода принесла еще один расшатанный стул и уставилась на
хозяйку дома.
– Послушайте, мне ужасно неудобно. Не помешала ли я вам? –
спросила Рода, затаив дыхание.
– И да и нет, – ответила миссис Оливер. – Как видите, я
работаю. Но этот мой отвратительный финн совсем запутался. Он сделал какое-то
страшно умное заключение о тарелке фасоли, а сейчас только что обнаружил
смертельный яд в начинке из шалфея с луком для гуся на Михайлов день,
[90]
а я
как раз вспомнила, что фасоль к Михайлову дню уже не продают.
Захваченная интригующей возможностью стать свидетелем
творческого процесса, Рода едва дыша произнесла:
– Она могла быть консервированной.
– Конечно, могла бы, – сказала миссис Оливер с сомнением. –
Но это сильно нарушило бы весь замысел. Я вечно вру что-нибудь, когда мне нужно
писать про сад или огород. Люди пишут мне, что цветы у меня в романах рассажены
совсем неправильно – как будто это имеет значение, – во всяком случае, в
лондонских магазинах они чувствуют себя отлично – в букетах.
– Конечно, не имеет значения, – преданно глядя на миссис
Оливер, сказала Рода. – О, миссис Оливер, должно быть, так здорово быть
писателем.
Миссис Оливер потерла лоб пальцем, перепачканным копиркой, и
спросила:
– Почему же?
– Ну-ну… – сказала Рода, немного опешив. – Потому, что это
должно быть… Должно быть замечательно, так просто сесть и написать целую
книжку.
– Это происходит не совсем так, – сказала миссис Оливер. –
Приходится даже думать, знаете. А думать всегда утомительно. Надо выстроить
сюжет. А потом то и дело застреваешь, и кажется, что никогда не выберешься из
этой путаницы, но выбираешься! Писать книжки не ахти какое удовольствие. Это
тяжелая работа, как и всякая другая.
