– А другие двое? Они не пытались связаться с вами?
– Деспарда нет в городе. Он не получал сегодняшней утренней
почты…
– А… мисс Мередит?
– Только что ей звонил.
– Eh bien?
[134]
– Она как раз за несколько минут до моего звонка вскрыла
конверт. Почта там поступает позднее.
– И какова реакция?
– Отнеслась к новости вполне нормально. Сильное облегчение,
разумеется прикрытое. Потрясена, глубоко огорчена – что-то в таком роде.
Пуаро на миг задумался. Спросил:
– Где вы сейчас, друг мой?
– На Чейни-Лейн.
– Bien.
[135]
Буду немедленно.
В холле на Чейни-Лейн он нашел доктора Робертса,
собиравшегося уходить. Присущее доктору оживление в это утро его покинуло. Он
был бледен и, несомненно, потрясен случившимся.
– Отвратительное это дело, мсье Пуаро. Не могу не сказать,
что для меня лично, конечно, некоторое облегчение, но, по правде говоря, – гром
среди ясного неба! Мне никогда в голову не приходило, что именно миссис
Лорример заколола Шайтану. Полнейшая для меня неожиданность.
– Я тоже не ожидал.
– Выдержанная, воспитанная, самостоятельная женщина. Не могу
представить себе, чтобы она совершила подобное насилие. И что за мотив,
интересно? А теперь мы никогда не узнаем. Признаюсь, мне это весьма любопытно.
– От какой тяжести избавил вас этот случай.
– О да, несомненно. Было бы лицемерием не признаться в этом.
Не очень приятно, когда над тобой висит подозрение в убийстве. Что же до самой
несчастной, что ж, это определенно был наилучший выход.
– Так она и сама думала.
Робертс кивнул.
– Совесть замучила, – сказал он, выходя из дома.
Пуаро задумчиво покачал головой. Доктор неверно истолковал
ситуацию. Совсем не раскаяние заставило миссис Лорример лишить себя жизни.
По пути наверх он остановился, чтобы сказать несколько слов
утешения почтенной горничной, которая тихонько плакала.
– Это так страшно, сэр, до того страшно. Мы все ее так
любили. И вы так мило и чинно пили с ней вечером чай. А теперь ее нет. Я
никогда не забуду этого утра, никогда, пока буду жива. Джентльмен затрезвонил в
звонок. Звонил трижды, да, три раза, пока я добежала. «Где ваша хозяйка?» –
выпалил мне. А я так разволновалась, едва смогла ответить. Понимаете, мы
никогда не заходили к хозяйке, пока она не позвонит, такой она установила
порядок. И я просто не могла ничего понять. А доктор, он говорит: «Где ее
спальня?» – и побежал наверх по лестнице, я – за ним. Я показала ему дверь, он
бросился внутрь: тут уж не до стука. Она лежит там… Бросил взгляд на нее.
«Слишком поздно!» – говорит. Оказывается, умерла она, сэр. Он отослал меня за
бренди и горячей водой, отчаянно пытался что-то сделать, но все было впустую. А
потом приехала полиция, и все это… так неприлично, сэр. Миссис Лорример это бы
не понравилось. К чему полиция? Это не их дело, верно, даже если и произошел
несчастный случай и бедная хозяйка по ошибке действительно приняла больше, чем
надо?
Пуаро не ответил на ее вопрос. Он спросил:
– Ваша хозяйка вечером выглядела как обычно? Она не казалась
расстроенной, озабоченной?
– Нет, не думаю, сэр. Она была усталой, и, я думаю, она
страдала. Она плохо себя чувствовала в последнее время, сэр.
– Да, я знаю…
Сочувствие в его голосе побудило женщину продолжить:
– Она была не из тех, кто жалуется, сэр, но и кухарка, и я
боялись за нее уже столько времени. Она не могла ничего делать, как, бывало,
делала раньше, и все ее утомляло. Я думаю, может быть, молодая дама, которая
приходила после вас, утомила ее.
Уже ступив на лестницу, Пуаро обернулся.
– Молодая дама? Молодая дама приходила сюда вечером?
– Да, сэр, она была сразу после вашего ухода. Мисс Мередит
ее имя.
– И долго она пробыла?
– Около часа, сэр.
– А потом? – помолчав, спросил Пуаро.
– Потом хозяйка легла. Обедала в постели. Она сказала, что
устала.
Пуаро выдержал паузу и снова спросил:
– Вы не знаете, писала ли ваша хозяйка вчера вечером
какие-нибудь письма?
– После того, как легла? Нет, не думаю, сэр.
– Но не уверены?
– На столике в холле было несколько писем, готовых к
отправке, сэр. Мы всегда их берем напоследок, перед тем как закрыться. Но я
думаю, они довольно давно лежали здесь.
– Сколько их было?
– Два или три. Точно не помню. Все-таки три, я думаю.
– Вы или кухарка, кто там из вас отправлял их, не обратили
случайно внимания, кому они были адресованы? Не обижайтесь на мой вопрос. Это
крайне важно.
– Я сама ходила с ними на почту, сэр. Я обратила внимание на
верхнее. Оно было к «Фортнуму энд Мейсону».
[136]
Насчет остальных я сказать не
могу.
Говорила женщина убежденно и искренне.
– Вы уверены, что было не более трех писем?
– Да, сэр. В этом я нисколько не сомневаюсь.
Пуаро медленно кивнул и снова начал подниматься по лестнице.
Остановился, спросил:
– Вы, надо полагать, знали, что ваша хозяйка принимала
лекарство, чтобы уснуть?
– О да, сэр. Так велел доктор. Доктор Ланг.
– Где это снотворное лежало?
– В шкапчике в комнате хозяйки.
Пуаро не стал больше задавать вопросов. Когда он поднимался
по лестнице, лицо его было очень серьезно.
На верхней площадке лестницы его приветствовал Баттл. Вид у
него был усталый и озабоченный.
– Рад, что вы приехали, мсье Пуаро, позвольте представить
вам доктора Давидсона.
Дивизионный врач пожал Пуаро руку. Это был долговязый унылый
мужчина.
