– Буду признателен, Наум, ежели вы это сделаете. Я и сам хотел вам предложить. Девушка она видная, посмотрите, какая стать! Раз приглянулась, попробуйте завести с ней знакомство, – серьезно ответил Андрей.
– Вы и вправду не против?
– Определенно.
Меллер схватил его руку:
– Благодарю, вы – совершенно мне симпатичная личность! – Он хлопнул Рябинина по колену. – Давай на «ты», а?
– Идет, – согласился Андрей.
Меллер наклонился ближе и заговорщицки зашептал:
– Не говори Надежде о нашем уговоре, ладно?
– Не скажу, Наум, – засмеялся Рябинин.
Удовлетворенный Меллер уселся поудобнее, завертел головой, разглядывая комнату.
– Неплохо ты обжился. Мещанством, смотрю, обрастаешь. – Он указал на комод.
Андрей пожал плечами и закурил. Меллер взял журнал Надежды:
– Ишь ты, «Клуб»! Московский. – Он взглянул на обложку. – Ну да, последний номер, я его видел. Твой?
– Вираковский, – пыхнув папиросой, ответил Рябинин.
– Чей-чей? – не понял Наум.
– Надеждин. Фамилия ее – Виракова.
– А-а, – протянул Меллер и вновь полистал страницы. – Ты сам-то почитай, прелюбопытнейший журнал. Здесь такие интересные статьи. Где же это?.. Вот, гляди!
Андрей скосил глаза:
– Завтра прочту, оставь.
Наум отложил «Клуб».
– Она кем у вас на заводе работает? – спросил он, кивнув на дверь.
– Надежда? Табельщицей в механическом. Говорит, на рабфак собирается.
– Разумная девушка. И очень, очень фактурная! Дивный народный тип, краса да и только. Я о ней, определенно, стихотворение напишу.
– Ты ее попроси косу до попы отпустить, может, и поэма выйдет, – хмыкнул Андрей.
– Да ну тебя, все шуточки! – Меллер отвернулся, но тут же забыл про обиду и с легкой издевкой спросил. – У тебя-то самого есть девушка, ну, чтоб по-серьезному?
Рябинин погасил папиросу.
– Есть, Наум. Полина. Хочу с ней прийти на твою премьеру. Девушка она интеллигентная, интересуется театром и кинематографом. Я вас познакомлю.
– Интеллигентных не люблю, – фыркнул Меллер. – Они мутные.
– Что значит «мутные»? – не понял Андрей.
– Ну, непонятные, щепетильные… Да и не нашего они класса. Была у меня дочь профессора… – Наум поморщился. – Все учила, как писать, тыкала в нос Брюсовым – фу!
– Как говорится в народе: «на вкус да на цвет»… – пожал плечами Рябинин.
– То-то и оно…
Явилась Виракова с дымящимся чайником, и приятели оборвали разговор.
– До чего же чашки ты красивые купил, Андрюша! – накрывая на стол, отметила Надежда. – Небось дорогие?
– Не очень, – отозвался Андрей и добавил. – На комоде в бумажном пакете пряники, будь любезна, угости Наума, он – большой любитель пряников.
Виракова отошла к комоду и зашуршала пакетом. Меллер выпучил глаза и погрозил Рябинину кулаком. Тот продемонстрировал Науму кончик языка и беззвучно прыснул. Виракова выложила пряники на тарелку и, взяв один, надкусила:
– У-у, вкусные! Где брал?
– У Красильникова, на углу.
Пока Надежда разливала чай, мужчины внимательно наблюдали за ней. Наконец все было готово, и она уселась к столу. Меллер нетерпеливо отхлебнул из чашки и тут же похвалил:
– Чудесный чаек, давненько такого не пивал!
У нас в «Музах» подают этакую дрянь, что нет слов. Да и зачем хороший-то? Знает хитрый Васильчиков – все одно поэты выпьют.
Он хотел прибавить еще что-то, но тут увидел, как Виракова принялась пить чай из блюдечка. Меллер с каким-то восхищенным удивлением наблюдал за ней. Андрей чуть не расхохотался.
– Простите, как ваше отчество, Надежда? – робко спросил Наум.
– Дормидонтовна, – с улыбкой поклонилась Виракова.
– Надежда Дормидонтовна! – умиленно повторил Меллер, отставил чашку и, сложив руки на груди, не отрываясь смотрел на Виракову.
Андрей дал ему насладиться зрелищем священнодействующей над блюдцем с чаем Надежды и спросил:
– Так ты еще и Дормидонтовна?
– А что?
– Ничего, отчество интересное, – хихикнул Андрей.
– Прекрасное отчество! Великолепное! – вскричал Меллер. – Дормидонт – истинно русское имя, весьма красивое, звучное: Дор-ми-донт! Слышите?
– Сомневаюсь, – бросил Рябинин.
– В чем? – опешил Наум.
– В том, что русское. Скорее греческое. Однако, действительно звучное.
– Мой дедушка происходил из старообрядцев, – объяснила Виракова, – его звали Пантелеймон. У них были приняты такие заковыристые имена.
Меллер вспомнил свои знания о старообрядцах, почерпнутые когда-то в соответствующем томе «Брокгауза», и начал распространяться о причинах раскола церкви в XVII веке. Надежда внимательно слушала, закусывая пряником.
Андрей допил чай и подумал о предстоящем понедельнике. Он извинился и отправился в ванную – посмотреть, есть ли горячая вода.
Горячей воды не оказалось, что, впрочем, его не удивило: «Кто в пролетарском государстве вздумает мыться в первом часу ночи? Сумасшедшие да контрреволюционеры».
Вернувшись в комнату, где Наум взахлеб рассказывал об изуверствах хлыстов, Рябинин подумал: «Он и в хлыстах дока! Ох, Меллер, ну и выжига!» Отойдя за спину Вираковой, Андрей знаками показал приятелю, что пора закругляться. Тот кивнул и взглянул на часы:
– …Ай, засиделись мы! Доскажу в следующий раз. Пора, пора, – он вскочил и стал прощаться. – Огромное спасибо за чай, Наденька! Приятно было посидеть с вами, – Меллер вопросительно посмотрел на Рябинина.
– Надя, я, знаешь ли, устал. Наум живет недалеко от тебя, он может тебя проводить, – сказал Андрей; Меллер же густо покраснел от его вранья.
Виракова пожала плечами:
– Отчего ж, пусть проводит, коли по пути… – Она поднялась, подошла к Андрею и тихо спросила. – Очень устал, милый? Значит, до завтра?
– До завтра, покойной ночи, Надя, – улыбнулся Рябинин.
Он проводил гостей до двери. Меллер пропустил Виракову вперед и порывисто обнял Андрея.
Глава XVIII
В половине девятого утра Бехметьев собрал совещание начальников цехов. Обсуждали вопросы пуска литейки. В связи с этим многие задачи ставились и перед Рябининым. Главный инженер подгонял с изготовлением моделей для литья. Андрей отчитался о готовой модельной продукции, но предупредил, что на дальнейшее у него нет материала – древесины твердых пород. Новый, всего лишь час назад назначенный, начснаботдела Литвинов разводил руками и обещал подвезти. Андрей предложил объединить усилия и искать совместно.
