– В хоре у нас – почти вся ячейка, тридцать пять человек, – начал было Шитиков, но Самыгин его прервал:
– Всех не надо, куда нам такую армию в деревню тащить! Возьми основные голоса.
– Ну тогда… – Шитиков считал себе под нос и загибал пальцы: – …семеро!
– Отлично! Пиши, Надежда, фамилии, – указал Самыгин.
Виракова записала главных хоровиков.
– Я вижу в списке Виракову и Крылова. Пусть они и прочтут стихотворения, – предложил Самыгин.
Так и постановили. К пятнице чтецы должны были представить по модному произведению советских поэтов.
Заговорили о спектакле. Показать решили «Новый путь», пьесу о подпольщиках времен гражданской войны, о героизме комсомольца Шагина (реального лица, казненного деникинцами в 1919-м). Все твердили, что сама пьеса (написанная наборщиком типографии Ковровым) и ее постановка заводской студией весьма хороши. Однако встала проблема доставки реквизита и труппы исполнителей. Самыгин пообещал связаться с уездными комсомольцами и договориться о подводах для доставки в Вознесенское театральных принадлежностей.
Закончив с реквизитом, обратились к режиссеру студии «Борец» Косте Зудину, заводскому механику, а по совместительству – актеру Нового городского театра. Оказалось, в спектакле участвовали восемь человек: двое из них работали на кирпичном заводе, и одна девушка служила машинисткой в порту. В постановке были заняты и десять статистов из комсы «Красного ленинца».
– Массовку уберем, – отрезал Самыгин. – Сложнее с актерами прочих предприятий – их могут не отпустить. А что, если заменить главных героев нашими ребятами?
– Вряд ли, не успеют войти в роли, – покачал головой симпатяга Зудин. – Культпоход, как я понимаю, намечается через неделю, не успеем отрепетировать.
– Ладно, попросим Михеева. Парторг нажмет, и отпустят директора нужных артистов, – махнул рукой Самыгин. – Только действие, Костя, необходимо ужать, сократить до минимума. Сможете переработать?
– Не уверен… Хотя можно попробовать выбросить некоторые сцены, – вздохнул Зудин.
Перешли к плану мероприятий. Самыгин внес предложение:
– Думаю, следующее: приезжаем, размещаемся. Потом двое займутся книгами. Кстати, в селе есть «народный дом»?
[57]
– Есть, – подал голос Скрябин. – Я был в Вознесенском, у них новый «народный дом».
– Отлично. Итак, двое делают выставку книг в «народном доме». Кто займется? Записывай, Надежда, Крылова и Тягутина. В это время все остальные будут готовить сцену к концерту. Когда жители соберутся – начнем с приветствий, могу я выступить, – присутствующие закивали в знак согласия. – Затем читаем стихи, далее – «Вы жертвою пали…», а на заедочку – спектакль! Как вам?
Комса согласилась с планом Самыгина.
– Теперь о персоналиях, – продолжал секретарь ячейки. – В хоре – семеро, из них двое – чтецы. Кто из певцов занят в спектакле? Храбров? Выходит, плюс семеро актеров. Получается четырнадцать, да мы с Рябининым, итого – шестнадцать участников. Прилично! Сколько мест реквизита, товарищ Зудин? Два ящика? Ага, значит, необходимо минимум три подводы, – произвел подсчет Самыгин. – Перейдем к графику, – секретарь ячейки выхватил из папки чистый лист и вооружился вираковским карандашиком. – Хору: к пятнице отрепетировать песню; стихи также приготовьте к концу недели. Генеральный прогон спектакля и всей программы – в будущий вторник. За дело, товарищи!
Комсомольцы начали расходиться. Самыгин задержал Андрея:
– Завтра необходимо составить письменный план похода.
– К чему это? – не понял Рябинин.
– Надо. Распишем, кто и чем будет заниматься, твои производственные вопросы осветим, подпишем и сдадим в партячейку для отчета.
– А-а! – протянул Андрей и пошел к выходу.
* * *
За воротами завода прогуливалась Виракова. Увидев Рябинина, она подбежала к нему:
– Не желаешь сходить на танцы, Андрюша?
– Извини, Надя, нет. Завтра Бехметьев устраивает приемку моделей литья, нужно подготовить кое-какие бумаги, – Андрей тряхнул объемистым свертком.
– Жалко! – вздохнула Виракова. – Давай хоть до трамвая вместе пройдемся.
Рябинин согласился.
– Слыхал о субботней жути? – спросила Надежда.
– Нет.
– Совсем заработался, бедненький, – ласково улыбнулась она. – В субботний вечер стрельба в роще случилась. Одни жиганы перестреляли других. Одиннадцать покойников, представляешь? Старухи талдычат, что Гимназиста ликвидировали.
– Одиннадцать трупов? – насторожился Андрей, – Да-а, прямо бойня!
– Бойня и есть. Говорят, полы-то кровью залиты: ножами орудовали, из пистолетов палили, ни одного живехонького не оставили, – запальчиво рассказывала Виракова.
– Все к лучшему, одной бандой меньше, – отмахнулся Рябинин. – Я так понял: этот Гимназист всерьез терроризировал город.
– Не знаю, Андрюша, – пожала плечами Надежда. – Меня и моих знакомых он не трогал. Грабил Гимназист кассы, магазины и богатых нэпманов. Лихой был налетчик, неуловимый, однако ж сколь веревочке не виться… – Она помолчала. – …Его, Гимназиста-то, и не видал никто, оттого и страшно было. Помнится, жил с нами по соседству жулик один, Бритвою кликали, так Бритву вся округа знала. Отец его с моим папой на кожевенной фабрике работал. Нас, соседей, Бритва не донимал, грабил где-то по ночам. А Гимназист – будто призрак: вроде и есть, а вроде и нет.
– Так страшнее, – согласился Андрей.
Он вспомнил о предстоящем рейде и решил расспросить Виракову:
– Надюша, что за поручение дали ячейке – вылавливать беспризорных?
– Завтрашним вечером? Такие рейды милиция регулярно устраивает. Дают губкомолу разнарядку: мол, столько-то надо прислать комсомольцев на подмогу, а там распределяют по очереди, ячейке какого предприятия идти, – объяснила Надежда. – Будете лазить по трущобам, искать притоны.
– Их что, много?
– Беспризорных? Нынче-то меньше, после войны пропасть была. Те, что постарше, живут воровством, маленькие побираются. Их отправляют в трудколонии, а они оттуда бегут. Прошлый год на нашем заводе был один, работал грузчиком, да сбежал через месяц. Они несознательные, смотрят в лес, что волчата.
– Где же они живут?
– А в заброшенных домах, на старых баржах, что в затоне стоят, в подвалах…
– В городе я их не много встречал, разве что на вокзале дюжину приметил, – вспомнил Андрей.
Надежда посмотрела на него снисходительно, как смотрят на неразумного ребенка:
– Ты, товарищ Рябинин, не ходишь по базару, не посещаешь бедняцких окраин, а беспризорники – там.
