Дойдя до трамвайной остановки, они попрощались. Андрей остался ждать трамвая, а Надежда поспешила к дому.
* * *
Солнце медленно клонилось к горизонту. Верстах в двух от города, вниз по течению реки, на небольшом песчаном пляже сидел человек. Был он в соломенной шляпе и легкой рубашке, рядом отдыхали его модные лакированные ботинки. Человек лениво разгребал песок босыми ногами и поглядывал на реку. За кустами, окружавшими пляж, виднелась пролетка, стреноженный конь щипал молодую траву. Пляж и окрестности были пустынны, только чайки кружили над водой. Карманные часы проиграли незатейливую мелодию, человек вытащил их, щелкнул крышкой – семь часов.
Из-за кустов, со стороны города, показалась легкая прогулочная лодка. На веслах сидел мужчина, с виду дачник: в широкополой панаме, майке и шароварах. Он медленно греб, держась недалеко от берега.
Дачник обернулся, заметил сидевшего на пляже и кивнул ему. Подтабанив правым веслом, он причалил и выскочил на сушу.
– Салют, атаман! – весело поздоровался прибывший.
– Здравствуй, Федор, – отозвался сидевший на пляже и строго спросил. – Хвоста не приволок?
– Обижаешь, всю дорогу ухлил
[58]
, как бы шкапуна
[59]
не вышло.
Федор уселся рядом, достал золотой портсигар и закурил.
– Понятно. Надеюсь, ты после субботнего дельца никуда не вылазил? – справился Гимназист.
– Само собой. Залег на хазе у Шурки, так и были два дня в неразлучке, – усмехнулся Фрол.
– Что за увлечение, твоя Шурка? Не спалит?
[60]
– Не, забава
[61]
справная, некукливая
[62]
. К тому же я ей набаял
[63]
, будто работаю в профсоюзе, – успокоил Федька.
– Ну, не мне тебя учить… Звал вот зачем: пора тебе, Федя, покочевать
[64]
месяц-другой. Бери вейс-шварц
[65]
, поезжай в Москву, отдохни. Мы тоже заляжем на дно. Как только опера успокоятся, я дам тебе знать, – распорядился Гимназист.
Фрол бросил окурок в воду:
– Эх, погулять – оно, конечно, неплохо, да дела хочется! Такого, чтоб душа пела. С марта сидим, как хорьки по норам.
– Есть у меня дело, приготовиться надо, – отозвался Гимназист.
– Стоящее?
– Куш приличный, и риска достаточно, как ты любишь, – улыбнулся Гимназист.
– Давай, атаман, перешебуршим этот городишко! – засмеялся Фрол.
– Это будет наш последний грант
[66]
, Федя.
– Что так?
– А так. Хватит. Погуляли мы на славу, пора нам из города котумать
[67]
. Предчувствия у меня недобрые.
– Чуешь ты локш
[68]
похлеще меня, атаман, уж я-то знаю. Куда хочешь вести нас?
– Пока не решил. Выберем большой город, купим себе концессию или магазин, будем честными гешефтмахерами
[69]
. Надоело мне, Федя, стрелять да резать. Устал… По Закону ты волен получить свою долю и лететь на все четыре стороны. Нашим я так же объявлю. Только Никиту заберу да Кадета – жалко мне их, пропадут они. Эти ребята – часть старого мира, в новом им без меня не выжить. Геня пусть поступает как хочет, ему неплохо и в тени, и на солнце, а вот Яшку придется нам смарать
[70]
.
Фрол насупил брови.
– Агранович слишком завелся нашим промыслом, – продолжал Гимназист. – Он без дела не проживет, потому и сгорит. А если схватят его легавые – сдаст он нас, слабенький Яшка нутром. Как начнут жилы тянуть – все растолкует, как на духу! На последнем скоке
[71]
это и надо сделать. Выставим его на огонь оперов, может, и не придется лишний грех принимать, кореша
[72]
губить.
– А коли не увачкают
[73]
его легавые? – осторожно спросил Фрол и покосился на главаря.
– В таком случае ты его, Федя, и успокоишь, – отрезал Гимназист.
– Да, – кивнул Фрол.
Гимназист посмотрел Федору в глаза:
– Знай, если примется за нас сам Черногор – хана. Верь мне, пора, пора нам уходить.
– А я, пожалуй, с тобой пойду, атаман, – задумчиво проговорил Фрол. – Попробую новую жихтаровку
[74]
наладить. Где ты, там и я.
Гимназист поднялся:
– Увидим, потумкать-то время есть.
Он прихватил с песка свои ботинки и направился к экипажу. Бросил через плечо.
– На поезд садись не здесь, а в Биркине. Туда доедешь на перекладных. Свидимся!
Фрол махнул вслед Гимназисту рукой, встал и пошел к лодке.
Глава XX
Припомнив рассказ Вираковой о местах обитания беспризорников, Андрей сменил выходные брюки и туфли на более пригодный для посещения трущоб военный наряд. Теперь неподходящим для предстоящего мероприятия показался разве что орден Красного Знамени, и он решил оставить боевую награду дома.
Около семи вечера определенные в рейд комсомольцы завода собрались у проходной. На удивление вовремя появился Самыгин. Организовав «летучий» митинг, секретарь ячейки объявил, что предстоящий рейд – часть государственной политики по «ликвидации беспризорщины» в республике.
Вскоре прибыли представители власти – оперуполномоченный угро Борис Борисович Непецин в сопровождении милиционера. Отряд построился и направился в сторону городского кладбища.
– По имеющимся данным, в склепе графа Бобруйского повадились собираться беспризорные, – объяснял план кампании Непецин. – Мы тихонько окружим усыпальницу и всех их повяжем. Предупреждаю, товарищи коммунары: ребятишки лихие, без боя в руки не дадутся, так что будьте готовы к беготне, слезам и даже драке. Тем не менее приказываю обращаться с детьми без грубостей и силу применять лишь в крайнем случае.
