Веселье разгоралось. Собранный усилиями мужчин стол ломился от закусок и всевозможной выпивки. Тыхтун усердно наполнял рюмки девушек и подбивал их на скабрезный разговор. Хозяйка дома с улыбочкой наблюдала за его стараниями.
– Боек ты нынче, Колюня! – наконец не выдержала Ляля. – Небось, после фартового дельца душа-то взыграла?
– Твоя правда, Ляля, – кивнул Тыхтун.
– Знаем-знаем, – крикнул Филька. – Весь город талдычит, как ты ловко бегунки сдал
[49]
.
– Ну-ка, колись без понтов, раз уж всем ведомо, – подхватила Ляля.
– А что? Мне понтоваться нет резону, пойду на полную
[50]
, – самодовольно улыбнулся Тыхтун. – Есть в городе один жавер
[51]
, пыженый-препыженый
[52]
, важный, что твоя водокачка. Профессором он служит, в университете фраерам фуфло толкает
[53]
, в общем, фусан безвредный
[54]
…Так вот, были у него бегунки рыжие, «Буре» 96-й пробы
[55]
, весьма всем известные, потому как дарственную надпись тому фусану на них накрапали
[56]
. Позавчерась, значит, пошел наш фусан по улице лавировать
[57]
, так, без дела шалавится себе, по витринам лупетками
[58]
рыскает. Подкатил я к нему втихую, снял бегунки, тувиль
[59]
прихватил, ну и – ходу!
К вечеру вся округа знала, что ушли бегунки знаменитые, поминай как звали. Наутро Ромка-Ветошь, поддужный мой, бает, что, мол, некий гешефтмахер кредитный
[60]
желает купить эти самые фартовые бегунки. Делец тот – круглый андрот
[61]
, декча
[62]
ботвой набита под завязку.
Натумкал я его обзетить
[63]
. Послал Ветоша к барыгам купить схожий товар. Притаранил Ромка бегунки в самый цвет
[64]
– те же «Буре», только рыжие сверху, а внутри – рондоль
[65]
. Понеслись мы к Карпычу, ну, граверу. Старый хорек слепил надпись в ажуре, не отличишь. Прихилял
[66]
я к гешефтмахеру, говорю: вот, мол, дядя, бегунки! Зекнул
[67]
фраер опилочный, дарственную прочел. Все верно: «Профессору Бессонову к юбилею». Дал, скотц
[68]
, полцены, да и на том спасибо. А законные бегунки
[69]
мы нынче блатокаину смыли
[70]
. Так что в союзе с пенезами андрота они, почитай, за новые пошли.
Компания залилась смехом.
– Нажил ты себе лашлу
[71]
, – заключила Ляля.
– Плевать, – отмахнулся Тыхтун. – Не достанет.
– А он очень кредитный, твой андрот? – спросил Филька. – Барахла-то на бате много
[72]
?
– Довольно, – кивнул Тыхтун. – Однако ж, и псары там – что твой телок, да и брешут во всю Ивановскую.
– Филя! – Володька-Умник предостерегающе стрельнул глазами в сторону девушек. – Нам и без того форсу
[73]
хватает.
– Законно, – перехватив взгляд Заварзина, бросил Тыхтун и обратился к Вале и Зине: – Давайте-ка, милашки, я покажу вам один хитрый пасьянс!
Он освободил место на столе и вытащил колоду карт. Филька подсел к расхлябанному пианино. Еще до революции он успел получить домашнее воспитание, потому неплохо освоил инструмент. Музыкант уже взял «для разогреву» несколько аккордов, как во дворе залаял сторожевой пес.
– Свои, – успокоила гостей Ляля. – Мой Бишка на легавых по-особенному брехать приучен.
Она поднялась и пошла отворять.
Через минуту в горницу входил Климка-Чиж, начинающий пятнадцатилетний карманник.
– Привет вольной шараге!
[74]
– снимая картуз, воскликнул непрошеный визитер.
– Чего завалился-то, босяк?
[75]
– сурово справилась Ляля. – Не место тебе здесь.
– Извиняйте, почтенная Ляля Захар-на, – поклонился Чиж. – Дельце у меня…
– Тебе кто нафокал
[76]
, бажбан
[77]
, что мы тут? – подпрыгнул со стула Тыхтун.
– …Персона очень важная, от Гимназиста, счас заскочит, просил предупредить, – выдохнул Чиж.
Ляля перемигнулась с Тыхтуном и подтолкнула Чижа к двери:
– Ладно уж, шкондыляй отсюда. И поднатужься мою хазовку засоптить
[78]
.
