Она проводила посыльного и вернулась к гостям.
– Кому насвистели про ангишвану?
[79]
– строго спросила Ляля.
Девицы испуганно молчали, молодые налетчики забожились «варнацкой честью»
[80]
, что никому о вечеринке не рассказывали.
– Я Блестящему трекнул, – объяснил Тыхтун. – Он – мой законный киней
[81]
, ссученному не ляпнет.
– Блестящий не ляпнет, – согласилась Ляля. – Выходит, свой на огонек бежит.
Она посмотрела на девиц:
– Ну, а вы что зашухерились, будто урны?
[82]
Не в клюкве пред патлатым жметесь
[83]
. Филя, держи мазу, слабай забавам на пьендросе!
[84]
– Момент! – весело кивнул Музыкант и ударил по клавишам. – Эх, пошли работнички да по ступенькам!
[85]
– Он кивнул Вале и Зине: – Что лабухнуть
[86]
прикажете, принцессочки?
– Веселенькое! – пискнула Валя.
– Веселенькое? Разудаленькое?.. А вот хотя бы прямо в цвет:
Сколько бы я, братцы, ни сидел,
Не было такого, чтоб не пел:
Заложу я руки в брюки
И пою романс от скуки —
Что тут будешь делать, коли сел!
Если ж дело выйдет очень скверно,
То меня убьют тогда, наверно.
В рай же воры попадают
(Пусть все честные то знают) —
Их там через черный ход впускают.
В рай я на работу тоже выйду,
Возьму с собой отмычки, шпалер, выдру
[87]
—
Деньги нужны до зарезу,
К Богу в гардероб залезу —
Я его на много не обижу.
Бог, пускай, карманы там не греет,
Что возьму, пускай не пожалеет.
Вижу с золота палаты,
На стене висят халаты
[88]
.
Дай нам Бог иметь, что Бог имеет.
Иуда Искариот в раю живет.
Скрягой меж святыми он слывет.
Ох, подлец тогда я буду,
Покалечу я Иуду —
Знаю, где червонцы он берет!
Филька проглотил рюмку портвейна и готов был продолжить, как в оконце вновь постучали. Ляля вышла встречать гостя.
Послышался ее удивленный возглас, и вскоре перед компанией предстал улыбающийся Фрол.
– У-у, знатный варнат!
[89]
– протянул он.
– Так это ты, Федя, тубан учинил?
[90]
– покачал головой Тыхтун.
– Ну, послал собачку
[91]
срисовать, чем на вашей малине пахнет, – пожал плечами Фрол.
Он подошел к каждому мужчине и подал руку
[92]
. Здороваясь с Тыхтуном, Федька кивнул на карты:
– Талан на майдан
[93]
, Коля! Никак с бабами в стирке мечешь?
[94]
Стареешь, кореш.
– Баловство, – поморщился Тыхтун.
Компания дружно рассмеялась.
– Прошу к столу, Феденька, – хлопотала вокруг Фрола Ляля. – Притомился, небось, с дороги-то?
– А кто тебе набаял, что я с дороги? – сощурился Фрол.
– Как же, почитай, с месяц ни слуху, ни духу. Видать, в кочевку подался.
– Каждый свой интерес имеет, – принимая из рук Ляли стопку водки, проговорил Федька. – Мне по душе дороги дальние, людишки новые. Что в городе-то творится?
– Жихтарим помаленьку, плывет лодочка блатная, – отозвался Тыхтун. – Вот только Ленька Басманчик сгорел, повязали его легавые.
– Допрыгался, значит? – нахмурился Фрол.
– Фраера трекают, будто он поначалу в допре парился
[95]
, а потом его на гепеушную кучумку
[96]
перевезли.
– Неужто сычи чертовы
[97]
сами не управились? – поднял брови Федька.
– Так они нам рапортов не пишут! – рассмеялся Володька.
– И без рапортов ясно: падлу чекисты готовят, – ухмыльнулся Фрол. – Иначе к чему Басмана к себе тягать? Не того полету он птица.
– Как сказать, – не согласилась Ляля. – Паренек он деловой.
– Может, и так, – пожал плечами Федька. – Да только с его «делами» у легашей запарки-то не будет: любил Басман пофорсить, тузом покорячиться
[98]
. Чего фараонам мудрить? Сыч накрапает исповедь, и – поволокут пред светлы очи патриарха
[99]
.
