– А, может, снова революция? – с ужасом предполагали другие.
– Да куда уж еще, окститесь!
– По всем видам диверсия, враги Советской власти зашевелились.
– Не-ет, – крутила у лиц собеседников сложенным в фигу кулачком бойкая старушенция. – Как есть говорю вам: комета свалилася! Поначалу-то депо загорелося, потом и в банк кусок попал. Давненько об ентом предупреждали!
– Одно ясно – наказание Божие, – со вздохом заключил сумрачный деревенский мужик.
Женщины подхватили его мысль. Вспомнилось недавнее разрушение монастыря, жаркая погода и пророчества известной гадалки с посада. Уличную дискуссию нарушил окрик милиционера из оцепления:
– Расходитесь по домам! Не велено здесь шататься.
Однако обыватели попытались «подмазаться» к представителю власти.
– Милок, а, милок! – заискивающе улыбаясь, подступила к милиционеру молодая баба. – Не томи народ, скажи, что приключилось?
– Не велено, – отмахнулся караульщик.
– Так мы ж не чужие, – напирала баба. – Свои, пролетарочки. Ты не думай, не выдадим. Парень ты красивый, порядочный; супруга, небось, не нарадуется. Есть жена-то, служивый?
– Есть, – краснея и оглядываясь по сторонам, отозвался милиционер.
– Уже? А с виду – такой молоденький!
– Хм, как сказать! – важно парировал караульщик. – Мне недавно двадцать первый год пошел.
– А не дашь! Не дашь! – дружно замотали головами женщины. – С виду – так старше кажесся, прямо мужик в самом соку!
– Мужик и есть!
– Да будет вам, – милиционер опустил глаза.
– Ну уж мне-то, как матери, скажи, что за шум? – подмигнув парню, спросила женщина средних лет.
– Бандиты налетели, – нехотя бросил милиционер. – Давайте-ка, гражданочки, расходитесь.
* * *
В 13.50 Рябинин докладывал Черногорову о результатах расследования:
– Брошенный экипаж обнаружили около полудня во дворе некоего Ремизова, безработного. Его сарай два дня назад зафрахтовал человек, схожий по описанию со Степченко. В шарабане много крови, бинтов. В углу сарая – рабочая одежда, бутафорские бороды, холщовые мешки. На место выехала группа экспертов во главе с Деревянниковым. Мы с Непециным отправились брать Степченко, однако его и след простыл. Обыск в доме не дал ничего. Бегло допросили всех домашних и работников мастерской на предмет того, куда мог податься хозяин. Один из них вспомнил, что Степченко не раз ездил по делам в Торжец и что у него там имеется пристанище и связи.
– К Мирону-разлюбезному —к Скокову подался, – кивнул Черногоров. – Видишь, как моя версия подтверждается? Все укладывается в четкую связь. Нельзя, чтобы Степченко выскочил из города! До сумерек он вряд ли рискнет, а вот ночью попытается.
Я выдам тебе грозное предписание, не поленись, проверь посты на дорогах и вокзале. К вечеру милиционеры от кутерьмы изрядно подустанут, начнут зевать да ушами хлопать. Проворонить могут!
Андрей задумался:
– Я плохо знаю город, особенно окраины. Какие наиболее выгодные места для лазеек?
Зампред подошел к карте:
– По дороге, пешим ли, конным, он не сунется. Задами, через поля и огороды – медленно, далеко не уйдешь, – он почесал лоб, что-то припоминая. – Лет двадцать семь назад я уходил от жандармов… Обложили меня тогда, как волка. А ушел я, заметь, по реке! Взял лодку, лег на дно и поплыл самоходом вниз по течению.
Кирилл Петрович рассмеялся:
– Чем черт не шутит, вдруг Степченко знаком с моей революционной биографией! Сделаем вот что: я прикажу усилить патрули вдоль реки. Пусть проверяют все баржи и лодки. Особенно же следует смотреть за железной дорогой! Транзитные пассажирские поезда мы, конечно, проверим, а вот товарняки, дрезины ремонтных бригад – вряд ли. Людей не хватит. И еще. Неплохо было бы отпечатать и раздать старшим патрулей и постов приметы Степченко. Я дам приказ машинописному бюро, пусть постараются.
* * *
Облачившись в любимую фланелевую пижаму и колпак, Александр Никанорович Решетилов собрался уже почивать, как услышал нетерпеливый звонок. Доктор вышел в переднюю и, не отворяя двери, спросил, что угодно посетителю в столь поздний час.
– Здесь больной, доктор, впустите, – ответил глухой голос.
– Я не практикую на дому, пожалуйте завтра к девяти часам в больницу, – объяснил Решетилов и повернулся было уйти.
– Помогите раненому, помирает, – отозвались из-за двери.
Александр Никанорович чертыхнулся, зажег в передней свет и загремел замками.
На пороге, прислонясь к дверному косяку, сидел, свесив голову на грудь, человек. Решетилов сразу определил, что он без сознания. Доктор оглядел пустую лестничную клетку, сокрушенно покачал головой и наклонился над раненым.
* * *
Весь день и всю ночь Андрей мотался по городу на выделенном Черногоровым «бенце» и проверял посты. Под утро он сидел в конторе начальника товарного двора железнодорожной станции и помечал на карте те караулы, которые успел повторно проверить. Карта была армейской, довольно подробной: кроме переулков, дворов, дорог и трамвайной линии – на ней пометили схему электро– и водоснабжения города.
– Гм, водопровод действует только в центре, а как же обходятся люди на посаде и в Рабочей слободе? С реки, что ли, берут? – вслух подумал Рябинин.
– И с реки, и из колодцев, да и водовозы снабжают, – подал голос сидящий в углу дежурный. – Речная вода у нас тяжелая, все больше с озер возят. За городом озера чистые, водица мягкая, ключевая.
– Водовозы? – насторожился Андрей и глянул на конторские «ходики». – В котором часу они выезжают?
– Затемно, чтоб к утру поспеть.
– Сейчас половина четвертого. Как думаете, водовозы уже тронулись?
– Да наверняка!
Андрей сорвался с места и побежал к «бенцу».
– Заводи, быстро! – крикнул он водителю. – Гони к выезду из города.
– Куда именно? – уточнил шофер.
– Туда, где водовозы проезжают.
– А-а, Биркинский тракт, знаю.
* * *
В милицейском патруле на Биркинском тракте стояли трое. На ходу выпрыгнув из автомобиля, Рябинин спросил старшего.
– Вы, Андрей Николаич, гляжу, из железа сделаны, – козырнув, бросил старший поста. – Почитай, третий раз проверяете.
Он был зелен лицом от усталости, сотоварищи сидели на корточках у потухшего костерка.
– Водовозы проехали? – резко спросил Андрей.
– Так точно, четверть часа назад. Шесть бочек.
– Проверяли?
– Как положено. Осмотрели телеги со всех сторон, в рожи фонариком посветили. Так ведь мужики-то все знакомые.
