– Ага, – Андрей в свою очередь оглядел крепкое мускулистое тело друга. – У тебя, я вижу, тоже боевая отметина осталась.
– Ах это! – проведя большим пальцем по шраму на правом боку, улыбнулся Старицкий. – Подранили малость, – пуля скользнула по ребру.
«Локш», – мысленно добавил Рябинин. Он вдруг вспомнил, что где-то уже слышал подобное выражение. «Локш?.. Словечко какое-то воровское». – Андрей старался вспомнить, кто же сказал ему эту фразу: «Нет в самом деле интересно!»
– Так ты идешь купаться? – тряхнул его за плечо Георгий.
– Ныряй, я следом, – кивнул Рябинин.
Старицкий пошел в воду.
Внезапно перед глазами Андрей возникла полутемная каюта на заброшенном пароходе и лицо Змея: «…Я знаком с самим Гимназистом. Никто его не видел, кроме меня!.. Я его спас, натурально… Прошлым летом он утекал от оперов после гранта и схоронился в подвале, где я обитал в то время. Накинулся на меня, хотел кокнуть, но я увидал, что он раненый, и предложил помощь… Подранили его малость. Пуля скользнула по ребру, локш!..»
Дремотная сонливость мгновенно улетучилась. Рябинин зачерпнул в ладонь воды и умылся. «Вот чертовщина!.. А Жорке и впрямь подходят приметы Гимназиста! – любуясь широкой спиной друга, подумал он. – Как там, в телеграмме из Ростова: „…рост – два аршина и семь вершков; лицо правильное, глаза светло-карие, брови тонкие, изогнутые, нос короткий, волосы темно-русые…“ Похож, подлец! Вот ведь, напишут приметы – каждый курносый подпадает… Там еще было о татуировке…»
– Жора, а что у тебя на плече? – наугад спросил Андрей.
Старицкий уже по грудь стоял в воде.
– То же, что и у тебя, – повернувшись к другу левым плечом, отозвался он. – Пытался свести кислотой, да не удалось.
Рябинин с ужасом увидел то, чего так не хотел увидеть. Похолодев, он посмотрел на свое собственное плечо – там, над четкой татуировкой в виде двух перекрещенных мечей значилось: «4 У. Б.» Лишь у офицеров их 4-го Ударного батальона, воевавшего на германском фронте, имелись такие татуировки.
Сердце бешено рвалось из груди, голова гудела. «Спокойствие, необходимо успокоиться…» – убеждал себя Рябинин.
– Ныряй же! – хрипло крикнул он Старицкому.
– Терпение, – зябко поежившись, отозвался Георгий. – Ты знаешь, я боюсь воды. Ничего вот не боюсь, а воды…
«Никто лучше Жорки не подходит для роли Гимназиста! – думал Андрей. – Он – бывалый вояка, грамотный, подготовленный, жесткий и циничный. Как говорит Деревянников, нет хуже преступника, чем преступник умный и образованный».
Андрей потянулся к кобуре, достал пистолет и осторожно взвел курок.
– Жо-ра! Иди-ка сюда, – позвал он.
Старицкий слишком хорошо знал Нелюбина. Так друг Мишка мог звать его только в исключительных случаях. Георгий оглянулся и увидел направленное ему в грудь дуло «браунинга».
– Ты что, свихнулся? – нахмурился Старицкий.
– Выходи из воды, – зловеще проговорил Андрей.
– Шутишь? – натянуто улыбнулся Георгий.
Рябинин посмотрел другу в глаза и понял, что последняя надежда на ошибку рухнула: «Он, гад, Гимназист и есть!»
– На берег, быстро! – в голосе Андрея зазвенел металл. – Руки!.. Выше!
– Миш, «браунинг» – опасная игрушка! – нервно хохотнул Старицкий.
– Ежели не хочешь получить пулю, как твой приятель Фрол, выходи.
Георгий побледнел, в глазах блеснули злобные искорки.
– Ты о чем, Миша? – прошептал он.
Андрей залился долгим истеричным смехом:
– Боже мой! Наказание какое-то! Самый страшный налетчик губернии, легендарный Гимназист, неуловимый Черный Поручик, он же – Юрий Немов, он же – бывший партизан, бывший корниловец, геройский офицер-разведчик, нэпман-хлеботорговец – мой друг детства, верный друг навеки, Георгий Старицкий! Стоять, сволочь!!!
Он утер слезы с лица и взял себя в руки.
– Стреляю я прекрасно. А уж с пяти шагов – в десятку. Не будешь слушаться – вмиг отправлю к Фролу на свиданье.
Георгий покачал головой:
– Так стреляй, Миша. Лучше принять смерть от тебя, чем от других.
Рябинин сунул пистолет в карман.
– Не для того я тебя, мерзавца, на германском фронте тащил три версты раненого, чтобы вот так, как собаку, кончать.
– Тем паче, – подходя к лодке, сказал Старицкий. – У тебя есть право. Как и право работника органов.
– Для тебя я – не работник ГПУ! – отрезал Андрей. – Ты хоть понимаешь, что произошло?
Георгий сел на борт лодки:
– Я знал о том, что между нами будет размолвка, с того момента, как ты перешел служить легавым. Помнишь наш последний разговор? Мне давно пора было убираться из города…
– Одевай штаны и пойдем-ка в тень, – выбираясь из лодки, бросил Рябинин.
– А здесь что, неудобно? – хмыкнул Старицкий. – Боишься тузик кровью запачкать?
– Хочу услышать историю чудесного превращения боевого офицера в бандита.
* * *
– С чего прикажете начать, Андрей Николаевич? – покусывая сухую былинку, спросил Георгий.
– Михаил, – поправил Нелюбин. – Мы расстались в январе восемнадцатого в Петрограде, так вот и поведай о том, что случилось дальше.
– Душу заставляешь бередить? – Старицкий опустил голову.
– Переживешь. Ты же – легенда. И нашего двора, и 4-го Ударного, и преступного мира.
Георгий пристально посмотрел ему в глаза:
– Жесток ты, Миша! А я и не знал.
– Есть у кого поучиться.
Старицкий тяжело вздохнул:
– Изволь. Сначала так сначала…
Я прибыл в Ростов в конце февраля. Красные части Сиверса рвались к городу. В штабе первой Добровольческой дивизии на меня посмотрели как на кудесника: «Как вы только пробрались через позиции противника! – удивился полковник-штабист. – Большевики напирают, на счету каждый штык. У вас оружие есть? Не имеете. Ну, у нас таких патриотов – хоть отбавляй. Город все равно не удержать, ступайте в обоз, отходите к станции Аксай, там разберемся».
На следующий день Ростов был оставлен. «Добровольцы» закрепились в Ольгинской. Станица походила на огромный цыганский табор: улицы и дворы заставлены возами со скарбом беженцев; в каждой хате у печи дамы из общества в бриллиантах и мехах готовят еду защитникам Отечества; в штабе – очередь змеей, затылок в затылок: бывшие министры, депутаты, заводчики. Всюду гвалт, грязь и толчея. Штабные офицеры охрипли от уговоров, позеленели от обещаний. Рядом – строевые добровольцы, сумрачные и отстраненные. Кому-то нужно вывезти больную жену, а им завтра умирать. С трудом добился аудиенции у генерала Маркова. «Служить, голубчик, хотите? Похвально. Определяйтесь рядовым в мой офицерский полк… Ах, вы боевой командир, поручик? Да у нас, братец, там полковники с винтовками наперевес бегают! Впрочем оружия не хватает, довольствия тоже…»
