– Насчет Януса ты прав, – Андрей нахмурился. – Однако не забывай: Янус – бог всякого начала; одно его лицо обращено в прошлое, другое – в будущее.
Ему вспомнилось, как в раннем детстве он случайно наблюдал избиение строптивой собаки. Хозяин обучал ее командам, а пес упрямился и с жалобным воем сносил удары сыромятного поводка. Маленький Миша зажмурил глаза и наугад побежал по аллее. Вот и сейчас ему захотелось закрыть глаза и не видеть окружающего, забыть неприятный и мучительный разговор.
Рябинин отмахнулся от гнетущих мыслей, поднялся и пошел к воде. Он с шумом умылся, отплевываясь и фыркая, затем причесался и вернулся к Старицкому.
Георгий же старался понять, отчего на душе его стало вдруг легко и спокойно. Захотелось выпить клюквенного киселя с пирогом или, на худой конец, похлебать постной окрошки.
– Так как же мы поступим, Миша? – искоса глядя на Андрея, спросил Георгий.
– А никак, – вздохнул Рябинин. – Пусть все останется как есть. С одним условием, на котором я буду настаивать.
– Изволь.
– Ты должен распустить свою шайку, но при этом остаться в городе. Как поступить с подручными, решай сам. Только чтоб о банде Гимназиста никто больше не слышал. А там – посмотрим.
– Договорились, – вставая с земли, кивнул Старицкий.
Он заглянул Андрею в глаза:
– А что будет с нами, Миша?
Рябинин коротко обнял Георгия и, с трудом преодолевая подкативший к горлу комок, прошептал:
– Не знаю, Жорка… Прости меня… За то, что не сдержался и завел этот… никому не нужный разговор…
Старицкий уткнулся в плечо друга и отрывисто бросил:
– Ты меня прости… За все.
Андрей почувствовал, что еще мгновение, и его нервы не выдержат. Он оттолкнул Георгия и быстро пошел к поселку.
– Куда же ты? – крикнул ему вслед Старицкий.
– В город. Доберусь поездом, – не оборачиваясь, отозвался Рябинин. – Не провожай меня.
