— И ты только обрадовался бы, верно? — спросил Контатти.
— Ты уже сказал об этом.
Контатти жестом изобразил, будто спускает курок пистолета:
— И меня, и мисс, не так ли?
Шабе кивнул:
— Обоих. Не терплю дилетантизм.
Контатти обратился к Мерилен:
— Слышали? Он просто не любит меня. Конфликт поколений. Подумайте как следует, Мерилен. Откажитесь. Я говорю о деньгах.
— Но это же вы загнали меня в угол. Это вы не оставляете мне другого выхода. Впрочем, я уверена, что у такого мужчины, как вы, служащего великой нации, великой идеологии, не может быть проблем с деньгами.
— Знали бы вы, как скупы наши кассиры, — ответил Контатти. — И потом деньги в валюте…
— В ценной валюте, — уточнила Мерилен.
— Мне на это понадобится несколько дней.
— Скажем, сутки.
— Двое суток. Сделаю все возможное.
— Хорошо. Если не возражаете, мне надо позвонить.
— Кому? — с подозрением спросил Шабе.
— Человеку, который, если я вовремя не предупрежу его, передаст в мое посольство досье, что так не нравится вам.
Контатти указал на телефон:
— Пожалуйста.
— Нет, — сказала Мерилен, — не здесь и не сейчас.
— А когда же в таком случае? — спросил Шабе.
Мерилен посмотрела на мужчин:
— Как только девочка будет освобождена.
В римском офисе ЦРУ Уэйн без особого интереса ожидал заключения эксперта, изучавшего ружье, из которого был убит Фрэнки Хаген.
— Невероятно, — сказал эксперт. — Самый обычный ствол. Никакого специального устройства для стрельбы в темноте тут нет.
— Да, — согласился Уэйн. — Еще одна загадка.
Он обернулся к Юреку, стоявшему в глубине комнаты между двумя парнями с квадратными подбородками и пистолетами за поясом.
Комната была почти пустой: медицинский топчан, несколько стульев, письменный стол, телемонитор местной службы слежения — вот и вся обстановка.
По знаку Уэйна агенты разошлись и встали возле стен напротив друг друга. Уэйн подошел к Юреку, жестом велев ему сесть.
— Ты стюард?
Юрек сел, не отвечая.
— В платежных документах английской авиакомпании тебя нет, — продолжал Уэйн, стараясь оставаться спокойным. — Эта куртка тебе велика. Где ты раздобыл ее?
— Не могу отвечать ни на какие вопросы.
Уэйн поставил стул напротив поляка и, сев на него верхом, положил локти на спинку.
— Ладно. Может, считаешь себя военнопленным?
— Только теряешь время. Не могу ответить, иначе кое-что произойдет.
— Ах вот как! И что же произойдет?
— Кое-что.
— Когда?
— Не знаю.
— Но я спешу. У меня каждая минута на счету.
Уэйн сделал знак. Один из агентов включил мощную лампу и направил ее в лицо Юреку.
— Мы знакомы, не так ли? — спросил Уэйн. — Я уверен, что где-то видел тебя. Но где? Не поможешь вспомнить? — Он рассмотрел поляка в профиль, в три четверти, в фас. В лице Юрека чувствовались напряжение и усталость, свет был невыносимо ярким. — Хорошо, тогда я сделаю это сам. Думаю, ты имеешь право знать, что Фрэнки Хаген был для меня не просто коллегой. Он был моим другом, близким другом. Ты убил его, и мое отношение к тебе не может быть формальным. Теперь это уже мое личное дело, понимаешь?
Он подождал мгновение, наблюдая за Юреком, ослепленным ужасным светом.
— Твое молчание, на мой взгляд, просто оскорбительно для Хагена. Это все равно что плевать на мертвого. И поэтому я могу не выдержать, потерять голову, отомстить.
Он поднял голову Юрека за подбородок, и тот закрыл глаза.
— Не закрывай глаза.
Уэйн снова сделал знак. Агент наклонился к Юреку и наклеил ему на верхние веки пластырь так, что они не могли закрыться. Уэйн одобрительно кивнул и продолжал, по-прежнему держа приподнятой голову Юрека:
— Когда я был мальчишкой, меня учили, что существуют люди, способные умереть за идею, за родину. Но сегодня таких людей уже не осталось. Или ты последний экземпляр? В таком случае мне просто не повезло. Но еще больше не повезло тебе. В этом не приходится сомневаться.
Он замолчал, услышав звонок телефона. Агент передал ему трубку.
— Уэйн слушает… да… — Он прикрыл трубку рукой и продолжал, обращаясь к Юреку: — У меня к тебе много вопросов. Кто ты такой, на кого работаешь, кто твои сообщники, каков ваш план, как ты смог убить Хагена в полной темноте? — Он убрал руку и ответил на вопрос, который ему был задан по телефону: — Нет еще. — Посмотрел на Юрека и уверенно уточнил: — Скоро заговорит. Очень скоро.
Уэйн положил трубку и подошел к Юреку.
— Ты военный? Киллер? Сумасшедший? — Снова сел. — Сумасшедший: разве можно рассчитывать, что, совершив такое убийство, не попадешь в наши руки. Если не сумасшедший, то самоубийца. Или мученик. — Он наклонился вперед и снял с Юрека наручники. — Вижу, тебе не интересно, что я говорю. Ладно, снимай рубашку.
Юрек не шелохнулся. Уэйн сделал знак, агенты набросились на Юрека и грубо сорвали с него одежду. На его теле отчетливо видны были следы сильного избиения, которому он подвергся накануне вечером. Уэйн с удивлением посмотрел на них.
— Следы избиения, причем недавнего, — в растерянности заметил он. — Очень странно. Тебя избивают, ты убиваешь, а потом спокойно позволяешь взять себя. Интересный тип. Даже любопытно становится. — Он снова внимательно посмотрел на Юрека. — Страшно? — И кивнул, как бы отвечая за него. — Понимаю тебя. Но не думай, будто я стану применять методы инквизиции или старого ГПУ, о котором ты, конечно, слышал… Нет, у нас нет тут колес, ремней, кольев, углей, щипцов… — Между тем один из агентов вышел из комнаты. — Мы не используем электроды, не вырываем ногти, не прижигаем яички. Мы хитрее. Наши ученые… — Он обернулся к открывшейся двери, в которой появилась медсестра с подносом в руках. — Наши ученые придумали мучительные инъекции.
Уэйн взглянул на шприцы и ампулы, лежавшие на подносе, взял одну из них и показал Юреку.
— Видишь эту серую жидкость? Она сделает тебя сумасшедшим. Никто не выдерживает. — Он вопросительно посмотрел на него. — Так будешь говорить или нет?
Юрек медленно покачал головой и произнес:
— Если можешь, подожди немного.
— Не могу.
Агенты крепко ухватили Юрека за плечи, он, впрочем, и не сопротивлялся. Медсестра перевязала ему предплечье резиновым жгутом и посмотрела на Уэйна, тот, словно зачарованный, продолжал рассматривать ампулу на свет.
