— Не веришь?
— Почему я должна тебе не верить? — сдержанно ответила она.
Уэйн улыбнулся: ему нравилось пробуждать ревность Мерилен.
— Минни, это не женщина, уверяю тебя. Я никогда не дошел бы до этого.
— До чего?
— Чтобы отказаться от двух ночей с тобой в Позитано. Ты была у парикмахера?
— Заметно?
— Да… — Он быстро поправился: — Нет… — и рассмеялся. — Всегда попадаю в подобные ловушки. Прости меня. У тебя чудесные волосы, ты сама любовь, Минни. Я любуюсь тобой. Еще ни одна женщина не вызывала у меня такого восторга. Поедешь в Позитано одна?
— Не знаю. Мне хотелось поехать туда с тобой, и теперь я могла бы… обидеться, разумеется. Но все же… пока не буду обижаться.
— Как же с тобой удивительно легко, Минни! Мне так хотелось бы получше узнать тебя. Я правду говорю.
— Шести недель тебе было недостаточно?
Внимательно посмотрев на нее, Уэйн сделал отрицательный жест. Потом, внезапно встревожившись, снова взглянул на часы.
— Так иди, — сказала она. — Не беспокойся обо мне. Останусь в Риме. Между одним нигерийцем и другим позвони.
Уэйн поднялся. Ему явно не хотелось уходить, или, во всяком случае, так казалось.
— Что тебе больше нравится, чтобы я сказал, что ты красива или что ты умна?
— Что красива, разумеется.
— Это значит, ты знаешь, что умна, и потому не нуждаешься в подтверждении… А вот в том, красива ли, ты не совсем убеждена и хочешь услышать заверение, что это так. — Он ласково тронул ее подбородок, приподняв лицо. — Ты вообще-то не бог весть что, к тому же возраст уже начинает напоминать о себе. — И предвосхитил ее ответ: — Никогда больше не скажу тебе, что ты красива. Обожаю неуверенных в себе женщин.
Он пересек площадь и уже на углу обернулся и помахал ей, она ответила ему тем же.
Но улыбка женщины была холодной, деланой. Когда Уэйн скрылся за поворотом, она задумалась.
Ей нравился этот американец, хотя она и не была влюблена в него. Их отношения начали складываться благодаря присущему обоим чувству юмора. Это было немало. Что касается остального, то Питер был человеком достаточно разумным и воспитанным и, самое главное, он не пытался навязать ей себя, свои интересы и вкусы. Но каковы на самом деле были интересы и вкусы Питера?
Шабе поднялся, слегка задев стул Мерилен, при этом она мельком взглянула на него.
— Пардон, — проговорил Шабе.
Он прошел к стеклянным дверям ресторана, за которыми на стене был виден телефон-автомат.
Мерилен принялась изучать меню, как вдруг у нее возникло странное и неприятное чувство, будто кто-то наблюдает за ней. И действительно, из-за стеклянной двери, говоря по телефону, на нее пристально смотрел Шабе.
Старик повесил трубку, вернулся к столику, позвал официанта и расплатился.
Ожидая сдачу, он снова взглянул на Мерилен, и, заметив это, она опять испытала какой-то смутный страх. Она подняла глаза, но Шабе уже не смотрел на нее, он удалялся своей спокойной и уверенной походкой.
Серый «мерседес» Шабе въехал на спокойную улочку района Париоли и остановился в нескольких метрах от небольшого белого особняка, окруженного садом.
Старик установил зеркало заднего обзора так, чтобы был виден вход в особняк. Потом уселся поудобнее, собираясь ожидать. Луч солнца, отраженный в зеркале, побеспокоил его. Он немного отодвинулся и прикрыл глаза, но солнце опять ослепило его.
Как тогда. Как в том далеком прошлом, которое преследовало его, не оставляя в покое.
Вот он сидит в мрачном и сыром подвале. Длинные волосы, взлохмаченная борода, на него направлен яркий свет лампы.
Он изможден, едва держится на ногах, голова свесилась на грудь, глаза закрыты.
Какой-то человек в военной форме грубо трясет его и отходит в тень.
Он выпрямляется под неумолимым ярким светом лампы, вынужден высоко держать голову и не закрывать глаза. Когда сил не хватает и голова падает на грудь, человек снова вынуждает его смотреть на яркий свет.
При этом он успевает заметить в тени военные сапоги другого человека.
Луч солнца теперь падал на соседнее сиденье. В зеркальце заднего обзора Шабе увидел зеленую «ланчу», которая сворачивала с въездной дорожки к гаражу, находившемуся под домом.
Из будки вышел сторож и знаком попросил Мерилен остановиться.
— Мисс, вам звонили из посольства.
Она изумилась:
— Сюда, к вам в сторожку?
— Примерно час назад. Сказали, что вам нужно поехать на загородную посольскую виллу.
— На виллу?
— Да, да, на виллу, и немедленно.
— Но кто звонил?
— Не знаю… Какой-то мистер… англичанин. Говорил как-то странно.
Мерилен некоторое время оставалась в растерянности. Оглядела свой костюм, подумала еще немного и наконец включила заднюю передачу. Машина вернулась на дорогу и быстро уехала.
Шабе понаблюдал в зеркальце заднего обзора за удаляющейся машиной и улыбнулся, но это была скорее страшная гримаса, ухмылка. На его исхудалом, морщинистом лице невозможно было представить светлую, открытую улыбку.
Зеленая «ланча», которую вела Мерилен, быстро ехала по виа Аппиа антика. Машин было мало. Никто не следовал за ней.
Поначалу она пыталась найти какое-то объяснение этому странному телефонному звонку, но потом решила не ломать себе голову. В любом случае эта ее поездка была конфиденциальной. Она припомнила, что загородная вилла иногда бывала открыта и вне сезона, если приезжали важные гости, которых по каким-либо причинам не могли разместить в гостинице или даже в самом английском посольстве в Риме.
«Ланча» миновала селение Марино, приютившееся на холме, потом сбавила скорость и вписалась в крутой поворот, за которым возник силуэт двухэтажного загородного дома, окруженного высокой каменной оградой. Завершив тут свое путешествие, Мерилин вышла из машины и позвонила у ворот.
Здание казалось пустым, только ставни на первом этаже были открыты. Щелкнул замок у ворот, и появилась Джованна, уборщица, которая жила в соседнем селе Марино и в отсутствие посла присматривала за виллой.
— Здравствуйте, синьорина Ванниш.
Женщины направились к лестнице, ведущей на террасу, куда выходила стеклянная дверь гостиной.
— Как дела, Джованна? Ошибаюсь или ты в самом деле поправилась?
— Что поделаешь, люблю поесть!
— А вилла разве не должна быть закрыта?
— Да, она уже месяц как закрыта. Но вчера мистер посол…
