— Как видите, миссис Макдугалл, я вернулся. Но не следует из этого заключать, что я по-прежнему жив.
Разложив в саду миссии складной стол, Гарриетт Макдугалл в тени плюмерии объясняла двум молодым малайцам, зачем нужно рассылать медикаменты, когда перед ней возник Джеймс.
— О, раджа, я не позволяю себе делать никаких выводов и лишь радуюсь тому, что ваше высочество снова в Кучинге, - скрестив лапки на восьмимесячном животе, сказала Гарриетт.
— Согласно решению комиссии, я умер для всего мира и для Парламента... Нет-нет, не перечьте мне... Я стопроцентный покойник. Два года меня выставляли в гробу на всеобщее обозрение, и вот, наконец, Форин Оффис похоронил меня в своем священном склепе. Зачем ворошить мой прах?.. Вы молчите, мадам?..
Она посмотрела с теплотой, чуть склонив по-мышиному голову:
— Муж в библиотеке, - только и сказала она, сдержанно указав на дом священника.
Джеймс, похоже, опомнился, поклонился и направился к чумно-желтому фасадику.
— Раджа!..
Преподобный отец Макдугалл схватил его за обе руки и затряс их, будто рычаги насоса, затем расчистил кресло и стол, усадил Джеймса и велел принести чай.
— Вы видите перед собой конченного человека, мистер Макдугалл.
Преподобный отец рассвирепел и взъерошил бороду, но, вопреки ожиданиям Джеймса, сдержал себя и не выругался: нет, это всего лишь тяжелый удар, одно из тех испытаний, на смену которым приходит успех. Главное - не вешать нос!
— Комиссия обходится раджу недешево, поэтому я попрошу Темплера сделать в Лондоне все возможное, чтобы канцелярские, путевые, бумажные и почтовые расходы легли на правительство.
— Гммм. Попытайтесь все-таки... Почем знать...
Потрясение от приговора сломило Джеймса: все, что он затеял, казалось теперь бесполезным и даже пагубным.
— Я раскаиваюсь в том, что отказался от своих должностей: ведь можно было остаться хотя бы генеральным консулом...
— Вероятно, британское правительство еще попросит вас подумать...
— К сожалению, как раз сегодня я получил письмо от Кларендона: боясь показаться пристрастным, он не хотел принимать мою отставку до окончания следствия, но теперь... Меня вежливо благодарят за услуги.
Пунцовые пятна мало-помалу бледнели, а несчастное иссеченное лицо постепенно расправлялось. Впрочем, ко всему привыкаешь. Тяжелее было принять позор, но Джеймс не падал духом. Правда, он был уже не тот, что прежде, и под бременем прожитых лет двоедушие Джеймса обрело иные формы.
По утрам раджа вершил правосудие, а затем возвращайся к двум часам в Резиденцию, чтобы наскоро пообедать и погрузиться вместе с Сент-Джоном в нескончаемые шахматные партии. Однако управлять людьми гораздо труднее, нежели королями и слонами: игра судеб куда загадочнее ходов пешки.
Джеймс много часов уделял переписке. После лондонской встречи он обменивался письмами с баронессой Бердетт-Кауттс: поначалу они были почти дружественными, но за двадцать лет постепенно охладели, превратившись в деловые сообщения, экономико-географические доклады, бессодержательный обмен любезностями и порой даже принимали вид желчных заметок либо кисло-сладких оправданий. Тем не менее, мисс Букварь предложила Джеймсу помощь, которой не могло предоставить ни одно правительство. Впрочем, эта помощь диктовалась, увы, чуждыми радже идеями. В Лондоне - и особенно в Сингапуре - ходили слухи, будто мисс Букварь предложила ему вступить в брак, впрочем, имя ее ассоциировалось с именами выдающихся людей слишком часто. Возможно, она об этом и думала, но представляла себя не супругой, а, скорее, всемогущей вдовой-рани.
— Ах, Сент-Джон, кто же будет моим партнером по шахматам, когда вы уедете?
Сент-Джон действительно собирался покинуть Кучинг: лорд Кларендон назначил его вместо раджи генеральным консулом на Борнео. Вначале Джеймс возмутился и хотел его отговорить, но, приняв во внимание, что этот пост, видимо, перейдет тогда к губернатору Лабуана и потенциальному врагу по фамилии Эдварде, в конце концов, передумал.
— Кримбл - отличный игрок.
— А, - со смехом сказал Джеймс, - у бедняги Кримбла и так хватает забот!
Поэтому его основным партнером стал Брук Брук.
Брук Брук обладал всевозможными талантами, и на вторничных ужинах они с Джеймсом находились в центре всеобщего внимания: молодой человек демонстрировал импульсивное остроумие, а раджа вновь обрел то изящество и воодушевление, что во многом способствовало его успехам, до тех пор пока раджу не ожесточили испытания. Вторничные вечера были полны веселья: там играли, смеялись, злословили, - как же без этого, - пели «Рикс-Ракс» (некий условный сигнал) и даже иногда танцевали, хотя кавалеров не хватало. Если Макдугаллы не носили траур по очередной серенькой малютке, они охотно участвовали в этих собраниях. Фрэнсис Макдугалл получил сан епископа Лабуана и Саравака, но в его жизни почти ничего не изменилось, кроме того, что он жил теперь в домине со стрельчатыми окнами и трехлопастными украшениями: средства для строительства епископской резиденции предоставила Анджела Бердетт Кауттс.
— А какой у Ланселота Озерного был талисман? Зубы врагов или волосы?
Чарльз никогда не задавал себе этот вопрос.
— Ну... но... волшебные слова, формулы... А главное - найденные на гребне у чудодейственного источника волосы любимой... Он хранил их «между рубашкой и плотью».
— Вот как...
После страстных объятий они лежали и пересказывали друг другу легенды. Рыцари Круглого стола заседали в крепости или натыкались в заколдованных джунглях на волшебные глиняные кувшины и призраки великих вождей. Мавар всегда хотелось подробностей: какая прическа была у королевы Джиневры? Король Артур еще не лишился глаза? Ну и Ланселот, ах, Ланселот, мой милый Ланселот...
Затем рассказывала она:
— Как-то раз, когда начался дождь, один старик причалил к берегу. Он увидел питона и убил его своим парангом. Ночью питон явился к нему и сказал, что превратился в черный кувшин, а старик должен забрать его к себе. Человек вышел на берег, нашел кувшин в том месте, где убил питона, и взял его. С тех пор прошло много лет, но кувшин по-прежнему зовется Канан-Бенгохан и изрекает пророчества.
Однажды Мавар играла с часами, Чарльз отстегнул толстую золотую цепочку и сделал из нее ожерелье. Девушка сначала не поверила, но потом несказанно обрадовалась, и он рассмеялся вместе с нею. Счастливые деньки.
В то утро Чарльз разрабатывал стратегический план, как вдруг пришел сержант и сообщил ему новость, которую он отказывался понимать.
— Они подожгли Луанг!
Чарльз посмотрел на офицера так, словно тот сказал какую-то чушь, а через пару секунд сам повторил его слова, не улавливая их смысла.
— Они подожгли Луанг...
Внезапное головокружение от ужаса, удар в грудь, утробный вой. Чарльз полетел кубарем по лестнице, выкрикивая приказы, под оглушительный лязг оружия от берега стали отчаливать праху. В такт голосам взлетали весла, и, подобно большим водяным насекомым, между исполинскими прибрежными деревьями мчались лодки.
