— И что дальше?
— А ничего. Тут и сказке конец.
— А мораль? — спросила Цири. — У сказок всегда бывает мораль, разве нет?
— Чего? — отозвалась Браэнн, сильнее прижимаясь к Геральту. — Что такое мораль?
— У хорошей сказки всегда бывает мораль, а у плохой нет морали, — проговорила Цири убежденно и при этом в который раз хлюпнула носом.
— Это была хорошая, — зевнула дриада. — Значит, у нее есть то, что должно быть. Надобно было, кроха, перед игерном на дерево лезть, как тот умный котяра. Не размышлять, а сразу — пшшш — на дерево. Вот тебе и вся мораль. Выжить! Не даться!
Геральт тихо засмеялся.
— В дворцовом парке деревьев не было, Цири? В Настроге? Вместо Брокилона могла бы влезть на дерево и сидеть там, на самой макушке, пока у Кистрина не прошла бы охота жениться.
— Смеешься?
— Ага.
— Тогда знаешь что? Не люблю тебя.
— Это ужасно, Цири. Ты поразила меня в самое сердце.
— Знаю, — поддакнула она серьезно, потянув носом, а потом крепко прижалась к нему.
— Спи спокойно, Цири, — проворчал он, вдыхая ее милый воробьиный аромат. — Спи спокойно, девочка. Спокойной ночи, Браэнн.
— Dearme, Gwynbleidd.
Брокилон шумел над их головами миллиардами ветвей и сотнями миллиардов листьев.
4
На следующий день они добрались до Деревьев. Браэнн опустилась на колени, наклонила голову. Геральт почувствовал, что должен сделать то же. Цири удивленно вздохнула.
Деревья — в основном дубы, тисы и гикори — были по нескольку сажен в обхвате. Определить их высоту было невозможно, так далеко в небо уходили их кроны. Даже те места, где могучие, искривленные корни переходили в ровный ствол, возвышались далеко над их головами. Здесь можно было идти быстрее — гиганты росли редко, а в их тени не выдерживало ни одно растение, почву покрывал лишь ковер из преющих листьев.
Можно было идти быстрее, но они шли медленно. Тихо. Склонив головы. Здесь, меж Деревьев, они были маленькими, ничего не значащими, несущественными. Даже Цири молчала — за полчаса не произнесла ни слова.
Через час они миновали полосу Деревьев и снова погрузились в долины, во влажные буковины.
Насморк докучал Цири все больше, у Геральта не было носового платка; но ему надоело ее бесконечное хлюпанье, и он научил ее сморкаться при помощи пальцев. Девочке это страшно понравилось. Глядя на ее улыбку и блестящие глаза, ведьмак был уверен, что ее радует мысль о том, как вскоре она сможет похвастаться новым фокусом во время торжественного пира при дворе или аудиенции заморского посла.
Браэнн вдруг остановилась, повернулась.
— Gwynbleidd, — сказала она, снимая зеленый платок, обмотанный вокруг локтя. — Иди сюда. Я завяжу тебе глаза. Так надо.
— Знаю.
— Я тебя поведу. За руку.
— Нет, — запротестовала Цири. — Я поведу. Браэнн?
— Хорошо, малышка.
— Геральт?
— Да?
— Что значит Гвин… блейдд?
— Белый Волк. Так меня называют дриады.
— Осторожней, корень. Не споткнись! Тебя так называют, потому что у тебя белые волосы?
— Да… А, черт!
— Я же сказала, корень.
Они шли. Медленно. Под ногами было скользко от опавших листьев. Он почувствовал на лице тепло, свет солнца пробился сквозь прикрывающий глаза платок.
— Ох, Геральт, — услышал он голос Цири. — Как здесь красиво… Жаль, ты не можешь видеть. Сколько цветов. И птиц. Слышишь, как поют? Ох, сколько их здесь! Множество. О, и белочки. Осторожнее, сейчас будем переходить речку по каменному мостику. Не упади в воду. Ох, сколько тут рыбок! Полным–полно. Знаешь, они плавают в воде! А сколько зверушек, ой–ёй! Наверно, нигде столько нет…
— Нигде, — проворчал он. — Здесь — Брокилон.
— Что?
— Брокилон. Последнее Пристанище.
— Не понимаю…
— Никто не понимает. Никто не хочет понять.
5
— Сними платок, Gwynbleidd. Теперь можно. Мы на месте.
Браэнн стояла по колено в густом покрове тумана.
— Duen Canell, — показала она рукой.
Дуэн Канэлль. Место Дуба. Сердце Брокилона.
Геральт уже дважды бывал здесь. Но никому не рассказывал. Никто бы не поверил.
Котловина, замкнутая кронами огромных зеленых деревьев. Купающаяся в тумане и испарениях, истекающих из земли, от скал, из горячих источников. Котловина…
Медальон на шее слегка дрогнул.
Котловина, купающаяся в тумане. Duen Canell. Сердце Брокилона.
Браэнн подняла голову, поправила колчан на спине.
— Пойдем. Дай ручку, кроха.
Вначале котловина казалась вымершей, покинутой. Но вскоре раздался громкий модулированный свист, и по едва заметным ступеням из трутовиков, спирально охватывающих ближайший ствол, ловко спустилась стройная темноволосая дриада, одетая, как все, в пятнистую маскирующую одежду.
— Cead, Braenn.
— Cead, Sirussa. Va’n vort meath Eithne a?
— Neen, aefder, — ответила темноволосая, рассматривая ведьмака глазами с поволокой. — Ess’aen Sidh?
Она улыбнулась, блеснув белыми зубками. Она была необычайно красива. Даже по человеческим меркам. Геральт почувствовал себя неуверенно и глуповато, сознавая, что дриада без стеснения оценивает его.
— Neen, — покачала головой Браэнн. — Ess’ vatt’ghern, Gwynbleidd, a vaen meath Eithne va, a’ss.
— Gwynbleidd, — красивая дриада скривила губы. — Bloede caerme! Aen’ne caen n’wedd vort! T’ess foile!
Браэнн захохотала.
— В чем дело? — спросил ведьмак, начиная злиться.
— Ничего, — снова хохотнула Браэнн. — Ничего. Пошли.
— Ох! — воскликнула Цири. — Взгляни, Геральт, какие смешные домики!
В глубине котловины начиналась настоящая Duen Canell — «смешные домики», формой напоминающие огромные шары омелы, на различной высоте облепляли стволы и ветви деревьев — как над самой землей, так и высоко и даже очень высоко — под самыми кронами. Геральт заметил также несколько более крупных наземных сооружений, шалашей из переплетенных, все еще покрытых листьями ветвей. Он видел движение внутри помещений, но наружу дриады почти не показывались. Их было значительно меньше, чем во время его первого посещения.
— Геральт! — шепнула Цири. — Эти домики живут. У них есть листочки!
— Они из живого дерева, — кивнул ведьмак. — Именно так живут дриады, так строят свои дома. Ни одна дриада никогда не причинит боли дереву топором или пилой. Они любят деревья. Но умеют делать так, что ветки растут, образуя домики.
