— Милсдарь Фальвик, — тихо произнес ведьмак, — послушайтесь гласа рассудка. Я не хочу осложнений, да и вам, мне думается, они ни к чему. Я покину здешние места самое большее через три дня. Нет, Нэннеке, прошу тебя, помолчи. Мне все равно уже пора в путь. Три дня, граф. Большего я не прошу.
— И правильно делаешь, что не просишь, — сказала жрица, прежде чем Фальвик успел ответить. — Вы слышали, парни? Ведьмак останется здесь на три дня, ибо таково его желание. А я, жрица Великой Мелитэле, буду принимать его у себя эти три дня, ибо таково мое желание. Передайте это вашему Эреварду. Нет, не Эреварду. Его супружнице, благородной Эрмелле, и добавьте, что если она хочет, чтобы не прерывались поставки афродизий из моей аптеки, то пусть успокоит своего дюка. Пусть сдерживает его капризы и фанаберии, которые все больше начинают смахивать на кретинизм.
— Довольно! — тонко крикнул Тайлес, и голос перешел у него в фальцет. — Не желаю слушать, как какая–то шарлатанка оскорбляет моего сеньора и его супругу! Не прощу такого неуважения! Отныне здесь будет править орден Белой Розы. Конец вашим рассадникам тьмы и предрассудков. А я, рыцарь Белой Розы…
— Слушай, ты, молокосос, — прервал Геральт, скверно ухмыльнувшись. — Сдержи свой дурной язычишко. Ты разговариваешь с женщиной, которую должно уважать. Тем более рыцарю Белой Розы. Правда, чтобы стать таковым, последнее время достаточно внести в скарбницу Капитула тысячу новиградских крон, потому–то орден и стал скопищем отпрысков ростовщиков и портняжек, но какая–то порядочность в вас, надеюсь, еще сохранилась? Или я ошибаюсь?
Тайлес побледнел и потянулся за мечом.
— Фальвик, — сказал Геральт, не переставая усмехаться, — если он вытянет меч, я отберу и отстегаю сопляка по заднице. А потом вышибу им двери.
Тайлес дрожащей рукой вытащил из–за пояса железную перчатку и со звоном кинул на пол к ногам ведьмака.
— Я смою оскорбление ордена твоей кровью, выродок! — взвизгнул он. — Вызываю тебя на поединок! Выходи во двор!
— У тебя что–то упало, сынок, — спокойно произнесла Нэннеке. — Подними, пожалуйста, здесь сорить не положено, здесь — храм. Фальвик, уведи отсюда своего придурка, иначе это кончится несчастьем. Ты знаешь, что надо передать Эреварду. Впрочем, я напишу ему личное письмо: вы не вызываете у меня доверия. Убирайтесь отсюда. Найдете выход сами, надеюсь?
Фальвик, удерживая разъяренного Тайлеса железной хваткой, поклонился, звякнув латами. Потом посмотрел в глаза ведьмаку. Ведьмак не улыбался. Фальвик перекинул через плечо карминовый плащ.
— Это был не последний наш визит, почтенная Нэннеке, — сказал он. — Мы вернемся.
— Именно этого я опасалась, — холодно ответила жрица. — К несчастью.
Меньшее зло
1
Первыми, как обычно, на него обратили внимание кошки и дети. Полосатый котяра, дремавший на нагретой солнцем поленнице, приподнял круглую голову, прижал уши, фыркнул и юркнул в крапиву. Трехгодовалый Драгомир, сын рыбака Тригли, прилагавший на пороге хаты все усилия к тому, чтобы еще больше испачкать и без того грязную рубашонку, раскричался, уставившись полными слез глазами на проезжавшего мимо верхового. Ведьмак ехал медленно, не пытаясь опередить воз с сеном, занимавший всю ширину улицы. За ведьмаком, вытянув шею и то и дело сильно натягивая веревку, трусил привязанный к луке седла навьюченный осел. Кроме обычного груза, длинноухий трудяга тащил на спине большую штуковину, обернутую попоной. Серо–белый бок осла покрывали черные полоски запекшейся крови.
Наконец воз свернул в боковую улочку, ведущую к амбарам и пристани, от которой веяло бризом и несло смолой и воловьей мочой. Геральт поторопил лошадь. Он оставил без внимания приглушенный крик торговки овощами, уставившейся на костлявую, когтистую лапу, свисающую из–под попоны и подпрыгивающую в такт шагам осла. Не оглянулся и на растущую кучку возбужденных людей, следовавших за ним.
Перед домом войта, как обычно, было полно телег. Геральт соскочил с кобылы, поправил меч на спине, перекинул узду через деревянную коновязь. Толпа, следовавшая за ним, образовала вокруг осла полукольцо.
Вопли войта были слышны уже от самого входа в дом.
— Нельзя, говорю! Нельзя, мать твою! По–людски не понимаешь, паршивец?
Геральт вошел. Перед войтом, низеньким и толстым, покрасневшим от злости, стоял кмет, держа за шею вырывающегося гусака.
— А тебе чего… О Господи! Это ты, Геральт? Уж не ослеп ли я? — И снова обращаясь к просителю, крикнул: — Забирай это, хамло! Оглох, что ли?
— Сказали, — бормотал крестьянин, косясь на гуся, — вот, дескать, надыть чегой–то дать, уважаемый, потому как иначе–то…
— Кто сказал? — рявкнул войт. — Кто? Это что же, выходит, я взятки беру? Не позволю, сказано тебе! Вон, сказано тебе! Привет, Геральт.
— Привет, Кальдемейн.
Войт, пожимая руку ведьмаку, хлопнул его по плечу свободной рукой.
— Ты тут не бывал, почитай, года два? А? Что ж ты нигде не усидишь–то? Откуда занесло? А, хрен с ним, мне все равно откуда! Эй, кто–нибудь, тащите сюда пива! Садись, Геральт, садись. У нас тут, понимаешь, черт–те что творится, потому как завтра ярмарка. Ну что там у тебя, выкладывай!
— Потом. Давай выйдем.
Толпа была уже раза в три побольше, но свободное пространство вокруг осла не уменьшилось. Геральт отвернул попону. Толпа ахнула и попятилась. Кальдемейн широко раскрыл рот.
— Господи, Геральт? Это что такое?
— Кикимора. Не будет ли за нее какой–нибудь награды, милсдарь войт?
Кальдемейн переступил с ноги на ногу, глядя на паучье, обтянутое черной высохшей кожей тело, на остекленевший глаз с вертикальным зрачком, на иглоподобные клыки в окровавленной пасти.
— Где… Откуда…
— На плотине, верстах в четырех от поселка. На болотах. Там, Кальдемейн, кажется, гибли люди. Дети.
— Угу, отлично. Но никто… Кто бы мог подумать… Эй, людишки, по домам, за работу! Тут вам не балаган! Закрой ее, Геральт. Мухи слетаются.
В комнате войт молча схватил кувшин пива и выпил до дна, не отрываясь. Тяжко вздохнул, потянул носом.
— Награды не будет, — угрюмо сказал он. — Никто и не думал, что такая… такой… сидит на соленых болотах. Факт, несколько человек пропало в тамошних местах, но… Мало кто лазил по тем трясинам. А ты–то как там очутился? Почему не ехал большаком?
— На большаках не заработаешь, Кальдемейн.
— Я забыл. — Войт, надув щеки, сдержал отрыжку. — А ведь какая была тихая округа! Даже домовые — и те редко отливали бабам в крынки с молоком. И вот, поди ж ты, под самым боком какая–то дрянь. Выходит, надо тебя благодарить. Потому как заплатить — не заплачу. Фондов нету. На награды–то.
— Скверно. Немного наличных мне б не помешали, чтобы перезимовать, — ведьмак отхлебнул из кружки, смахнул с губ пену. — Отправляюсь в Испаден, да не знаю, успею ли до снега. Могу застрять в каком–нибудь городишке вдоль Лутонского тракта.
