— Хм… Ну ладно. Пойду пошурую в торбах. Было у меня когда–то доброе снадобье против поноса, может, еще немного осталось.
— Цири, — буркнул ведьмак, подавая девочке отвязанный от седла кожушок. — Иди спать, ты валишься с ног. Нет, не на воз. На воз положим Трисс. Ты ложись у костра.
— Нет, — тихо возразила Цири, глядя на удаляющегося краснолюда. — Я лягу рядом с ней. Когда они увидят, что ты меня от нее убираешь, они тебе не поверят. Подумают, что это заразительно, и выгонят нас, как те, с заставы.
— Заразно, — поправил ведьмак.
— Геральт, — вдруг прошептала чародейка, — где… мы?
— У друзей.
— Я здесь, — сказала Цири, гладя ее каштановые волосы. — Я с тобой. Не бойся. Чувствуешь, как тут тепло? Горит костер, а краснолюд сейчас принесет лекарство против… против желудка, то есть от…
— Геральт, — простонала Трисс, пытаясь выпростаться из–под покрывал. — Никаких… никаких магических эликсиров, запомни…
— Помню, помню. Лежи спокойно.
— Мне надо… Ох…
Ведьмак молча наклонился, поднял чародейку вместе с коконом покрывающих ее попон и отправился в лес, во тьму. Цири вздохнула и тут же повернулась, слыша тяжелые шаги. Из–за фуры вышел краснолюд, держа под мышкой большой сверток. Пламя костра играло на острие топора, засунутого за пояс, посверкивали пуговицы тяжелой куртки.
— Где больная? — буркнул он. — На помеле улетела?
Цири указала во мрак.
— Ясно, — кивнул Зигрин. — Я знаю эту боль и препаршивейшую слабость. Как был помоложе, жевал все, что удавалось отыскать или прибить, так что травился не раз. Кто она, чародейка ваша?
— Трисс Меригольд.
— Не знаю. Не слышал. Впрочем, я редко сталкиваюсь с Братством. Однако ж пора представиться. Меня зовут Ярпен Зигрин. А тебя, коза?
— Иначе, — буркнула Цири, сверкнув глазами.
— Так–так, — захохотал краснолюд. — Прощения просим. Не распознал во мраке–то. Так, стало быть, никакая не коза, а знатная девица. Низко кланяюсь. Ну и как же благородную девицу звать, ежели не секрет?
— Не секрет. Цири.
— Цири. Ага. И кто же ты такая, Цири?
— А вот это как раз и секрет. — Цири гордо задрала носик.
— Язычок у тебя, мазель, острый как осиное жало, — снова захохотал Ярпен. — Ну прости. Я принес снадобья и немного перекусить. Извольте принять. Или прогоните старого, неотесанного мужлана Ярпена Зигрина?
— Простите… — смутилась Цири, наклонила голову. — Трисс действительно необходима помощь, милсдарь… Зигрин. Она очень больна. Спасибо за лекарство.
— Пустое. — Краснолюд снова осклабился. — Пошли, Цири, поможешь нам. Снадобье–то еще приготовить надо. Накрутим пилюль по рецепту моей бабки. Супротив этих пилюль никакая засевшая в кишках зараза не устоит.
Он развернул сверток, вытащил что–то вроде куска торфа и небольшой глиняный горшочек. Цири заинтересовалась, подошла.
— Следует знать, милейшая Цири, — сказал Ярпен, — что моя бабка разбиралась в лечении как никто. Дока была. Увы, источником всех и всяческих хворей считала безделье, а безделье лучше всего вылечивать батогом. Ко мне и моим родственникам таковое лечение она в основном применяла в профилактических целях. Колошматила нас по любому случаю и без оного тоже. Исключительная была яга. А однажды, когда ни с того ни с сего дала мне краюшку хлеба с салом и сахаром, то так меня этим удивила, что я от волнения упустил эту краюшку салом вниз. Ну а бабка отлупила меня, карга старая. А потом дала другую краюшку, правда, уже без сахара.
— Моя бабушка, — понимающе кивнула Цири, — тоже однажды меня высекла. Розгами.
— Розгами? — засмеялся краснолюд. — Моя как–то отдубасила меня черенком от кайла. Ну хватит приятных воспоминаний, давай–ка пилюли крутить. Бери рви это и скручивай в шарики.
— Что это? Липнет и мажется… Фу… А воняет… ужас какой–то!
— Это специальное тесто из дерти. Отличное лекарство. Мни шарики. Поменьше, поменьше. Для чародейки, чай, делаешь, не для коровы. А ну дай–ка одну. Нормально. Теперь обваляем шарики в снадобье.
— Фи…
— Завоняло? — Краснолюд сунул похожий на картофелину нос в горшочек. — Не может того быть. Растертый чеснок с горькой солью не должон так вонять, хочь сто лет простоит.
— Ну и отвратность! Трисс этого есть не станет!
— А мы сделаем, как моя бабка. Ты зажмешь ей нос, я стану запихивать пилюли.
— Ярпен, — прошипел Геральт, неожиданно появляясь из тьмы с чародейкой на руках. — Гляди, как бы я тебе чего–нибудь кой–куда не запихал.
— Это же лекарство, — обиделся краснолюд. — Помогает! Плесень, чеснок…
— Да, — слабо простонала Трисс из глубин своего кокона. — Верно, Геральт, это действительно должно помочь…
— Ну видишь? — Ярпен тыркнул Цири локтем, гордо задрав при этом бороду и показывая на Трисс, заглатывающую пилюлю с видом мученицы. — Мудрая волшебница. Знает что к чему.
— Что ты говоришь, Трисс? — наклонился ведьмак. — А, понимаю. Ярпен, может, у тебя есть лекарственный дягель? Или шафран?
— Поспрашиваю у своих. Я тут принес немного воды и ёдова…
— Спасибо. Но им прежде всего нужен отдых. Ложись, Цири.
— Я еще сделаю компресс для Трисс…
— Сам сделаю. Ярпен, надо бы поговорить.
— Пошли к костру. Откроем бочонок…
— Мне надо только с тобой. Большая компания мне ни к чему. Даже совсем наоборот.
— Ясно. Слушаю.
— Что это за обоз?
Краснолюд поднял на него свои маленькие проницательные глаза, потом медленно и отчетливо сказал:
— Королевская служба.
— Об этом–то я догадался. — Ведьмак выдержал взгляд. — Ярпен, я спрашиваю не из пустого любопытства.
— Знаю. И что тебе надо, тоже знаю. Но это транспорт… хм… особого назначения.
— И что же вы транспортируете?
— Рыбу. Соленую, — не задумываясь сказал Ярпен, после чего не сморгнув глазом продолжал врать: — Фураж, инструмент, упряжь, всякую мелочевку для армии. Венцк — квартирмейстер королевской армии.
— Он такой же квартирмейстер, как я друид, — усмехнулся Геральт. — Впрочем, дело ваше, я не привык совать носа в чужие секреты. Но ведь ты видел, в каком состоянии Трисс. Позволь нам присоединиться, Ярпен, и разреши положить ее на одну из телег. На несколько дней. Я не спрашиваю, куда вы направляетесь, этот тракт ведет прямо на юг, разветвляется только за Ликселью, а до Ликсели десять дней пути. За это время жар спадет, и Трисс сможет ехать верхом, а если даже и нет, то я остановлюсь в городе за рекой. Понимаешь, десять дней на повозке, как следует накрытая, теплая пища… Прошу тебя.
