— Тридцать флоренов, сучий хвост, — вздохнул Ремиз. — Недурственно… Платит барон Люц из Тыффии?
— Верно, — подтвердил другой нисар, черноволосый и черноусый. — Благородный барон Люц из Тыффии, наш господин и благодетель. Крысы ограбили его советника на большаке, ну вота он обозлился и назначил награду. И мы энту награду примем, Скомлик, верь мне. Хе, гляньте–ка, парни, ишь как напыжился! Не ндравится ему, что энто мы, а не он Крыса изловил, хоша и ему префект банду ловить приказал.
— Ловчий Скомлик, — толстяк с чубом ткнул в Цири ложкой, — тожить чего–то словил. Вишь, Веркта? Девка кака–то.
— Вижу, — сверкнул зубами черноволосый. — Чего ж это, неужто тебя беда так скрутила, что ты дитёв уводишь заради выкупа? Что за грязнуха така?
— Не твое дело!
— Ишь, какой грозный, — засмеялся чубатый. — Удостовериться хочим, не дочка ль твоя.
— Евонная дочка? — засмеялся Веркта, черноусый. — Да неужто? Чтоб дочь сплодить, надыть яйцы носить.
Нисары грохнули.
— Ну, ну, ржите, лбы бараньи, — рявкнул Скомлик и напыжился. — А тебе, Веркта, так скажу: не минет неделя, увидишь, о ком громчее–та будут — о вас и вашем Крысе аль о том, чего я сварганил. И тады посмотрим, кто шшедрее — ваш барон или инператов префект из Амарильо!
— Могешь меня в зад уцаловать, — презрительно известил Веркта и вернулся к похлебке, — вместях с твоим префектом, твоим инператом и всем Нильфгаардом разом. Верь мне. И не надувайся. Знаю, что Нильфгаард уж неделю как за какой–то девой гонится, аж пыль на дорогах стоит. Знаю, что награда за нее назначена. Но мне это до говна, значит, верь мне. Я уж префекту и нильфам прислуживать не мыслю и наплевать мне на них. Я теперича у барона Люца служу, и стал быть, ему одному подчиняюся, никому боле.
— Твой барон, — отхаркнулся Скомлик, — заместо тебя нильфгаардскую ручку поглаживает, нильфгаардские сапоги лижет. Тебе того не надо делать, вот ты и трепешься.
— Не хорохорься, — примиряюще сказал нисар. — Не супротив тебя говорил, верь мне. То, што девку, кою Нильфгаард ишшет, ты нашел, рад видеть. Хорошо, что и награду ты возьмешь, а не засратые нильфгаардцы. А то, што ты префекту служишь, дык никто себе господ не выбирает, это они выбирают нас. Нет, што ль? А ну, садись с нами, выпьем, коли встреча вышла.
— Ну, чего ж нет–та, — согласился Скомлик. — Токмо для початку дайте–ка кусок вожжей. Привяжу девку к столбу, рядом с вашим Крысом, лады?
Нисары грохнули.
— Глянь–ка, пугало пограничное! — захохотал толстяк с чубом. — Вооруженная силы Нильфгаарда. Повяжи ее, Скомлик, повяжи, чего уж. Токмо возьми железну цепь, потому как вожжи–та твой важный пленник запросто разорвет и морду тебе набьет, прежде чем сбежать. Выглядит грозно, аж мурашки по пузу.
Даже спутники Скомлика глухо рассмеялись. Ловчий покраснел, затянул пояс, подошел к столу.
— Я для верности, штоб не сбегла.
— Ну, ну, — прервал Веркта, разламывая хлеб. — Хошь поболтать, так садися, поставь всем, как положено. А свою девку, ежели хошь, подвесь за ноги к потолку. Мне энто без разницы, верь мне. Токмо жуть как смешно, Скомлик. Для тебя и для твоего префекта это, может, и важный пленник, а по мне так — заморенное и запуганное дите. Собираешься ее связывать? Она, верь мне, едва на ногах держится, где ей там сбегать–та. Чего боисси?
— Щас скажу чего. — Скомлик закусил губу. — Это нильфгаардское поселение. Нас тута хлеб–солью поселенцы не встречали, а для вашего Крыса, сказали, уже готов кол заостренный. И правы, потому как префект указ дал, чтоб пойманных разбойников на месте кончать. Ежели им пленника не выдадите, они и для вас колышки обстругают.
— Эва как, — бросил чубатый. — Чаек им пугать, дурням. Лучше пусть не лезут, не то кровушки им пустим.
— Крыса им не выдадим, — добавил Веркта. — Наш он и в Тыффию поедет. А барон Люц уж все с префектом уладит. Э, что трепаться попусту. Садитесь.
Ловчие, повернув пояса с мечами, охотно присели к столу, покрикивая на корчмаря и согласно указывая на Скомлика, как на плательщика.
Скомлик пинком придвинул табурет к столбу, схватил Цири за руку, дернул так, что она упала, ударившись плечом о колено связанного паренька.
— Сиди тута, — буркнул он. — И не шевелись, иначе изобью, суку.
— У, гнида, — проворчал паренек, глядя на него прищуренными глазами. — Ты, пес…
Большинство слов, которые слетели со злых, искривленных губ паренька, Цири не знала. Но по изменениям на лице Скомлика поняла, что это должны были быть слова невероятно мерзкие и обидные.
Ловчий побледнел от бешенства, замахнулся, ударил связанного по лицу, ухватил за длинные светлые волосы, рванул, стукнув парня затылком по столбу.
— Эй! — крикнул Веркта, поднимаясь из–за стола. — Чего ты?
— Клыки ему повыбиваю, Крысу паршивому! — рявкнул Скомлик. — Ноги из жопы вырву! Обе!
— Иди сюды и перестань хайло рвать. — Веркта сел, одним духом опрокинул кубок пива, отер усы. — Твоим пленным могешь вырывать чего ндравится, а от наших — стороной. А ты, Кайлей, не изображай больно–то уж смелого. Сиди тихо и починай мыслить о шафоте, который барон Люц уже велел поставить в городке. Спис тех штук, которы тебе на том шафоте сотворит палач, уже составлен, и, верь мне, долгий спис, на три локтя будет. Полгородка уж заклады поставило, до которого пункта ты выдержишь. Так што экономь силенки–то, Крыс. Я и сам поставлю малость и рассчитываю — ты меня не разочаруешь и выдержишь хоша бы кастрирования.
Кайлей сплюнул, отвернув голову, насколько позволял стянутый на шее ремень. Скомлик затянул пояс потуже, зловещим взглядом окинул скорчившуюся на табурете Цири и присоединился к компании за столом, нещадно ругаясь, потому что в принесенном корчмарем кувшине остались лишь слабые следы пены.
— Как взяли Кайлея–та? — спросил он, дав знак корчмарю, что хочет расширить заказ. — К тому ж живым? Потому как не уверю, что остальных Крысов перебили.
— По правде–та, — ответил Веркта, критически рассматривая то, что только что извлек из носа, — повезло, и вся недолга. Сам–друг был. От шайки отлучился и в Нову Кузню к девке приперся на ночку. Солтысина знал, што мы недалече стоим, ну и кликнул. Поспели мы до свету, схватили его на сеновале, он и не пикнул.
— А с девкой евонной поиграли сообча, — захохотал толстяк с чубом. — Ежели ее Кайлей ночкой не удобрухал, так мы–то не обидели. Мы ее поутру так удобрухали, что потом–та она ни рукой, ни ногой двинуть не могла!
— Ну, говорю, лопухи вы и дурни, — громко и насмешливо известил Скомлик. — Протрахали добру деньгу, глупцы. Вместо того чтоб девку трахать, надоть было железо раскалить и Крыса выпытать, где банда ночует. Могли всех взять. Гиселера и Реефа… За Гиселера Варнхагены из Сарды двадцать флоренов давали уж в зашлом годе. А за ихнюю подружку, как там ее… Мистель навроде… За ее префект ишшо боле б дал опосля того, что она с евонным братаном учинила под Друи, когда Крысы обоз раскурочили.
