— Как, говорите, зовут преступника–то?
— Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах.
Дийкстра долго молчал, притворяясь, будто копается в памяти, наконец сказал:
— Нет, знаете ли, никого с подобным именем не арестовывали.
— Серьезно?
— Моя memoria в таких вопросах fragilis не бывает. Сожалею, ваше превосходительство.
— Взаимно, — холодно ответил Шилярд Фиц–Эстерлен. — Особенно сожалею, поскольку взаимная экстрадиция преступников при таких условиях представлялась бы осуществимой. Не смею дольше задерживать ваше внимание. Желаю здоровья и успехов.
— Взаимно. Прощайте, ваше превосходительство.
Посол вышел, проделав несколько весьма сложных церемониальных поклонов.
— Поцелуй меня в sempiternum meam, хитрец, — проворчал Дийкстра, скрещивая руки на груди. — Ори! Вылезай!
Красный от долго сдерживаемого кашля секретарь вышел из–за портьеры.
— Филиппа все еще торчит в Монтекальво?
— Да, кхе, кхе. И с нею госпожи Ло–Антиль, Меригольд и Мец.
— Через день–два может начаться война, через минуту вспыхнет граница на Яруге, а эти бабы заперлись в какой–то зачуханной развалюхе. Бери перо, пиши. «Возлюбленная Филь…» А, холера!
— Я написал: «Дорогая Филиппа».
— Прекрасно. Пиши дальше. «Возможно, тебе будет интересно узнать, что чудака в шлеме с перьями, который скрылся с Танедда столь же таинственно, сколь и появился, зовут Кагыр Маур Дыффин, он сын сенешаля Кеаллаха. Этого странного типа ищем не только мы, но, как выяснилось, и служба Ваттье де Ридо и люди того курвиного сына…»
— Госпожа Филиппа, кхе, кхе, не любит таких выражений. Я написал: «канальи».
— Пусть будет каналья… «этой канальи Стефана Скеллена. Ты знаешь не хуже меня, дорогая Филь, что разведслужбы империи активно разыскивают только тех агентов и эмиссаров, которые вызвали особое недовольство Эмгыра. Тех, которые вместо того чтобы выполнить приказ или сгинуть, предали и приказа не выполнили. Поэтому проблема выглядит достаточно странно, как–никак мы были уверены, что приказы, данные Кагыру, касались поимки княжны Цириллы и доставки ее в Нильфгаард». С новой строки. «Странные, но обоснованные подозрения, возникшие у меня в связи с этим делом, а также довольно удивительные, но не лишенные смысла теории, которые у меня есть, я хотел бы обсудить с тобой один на один.
С выражением глубокого уважения, et cetera, et cetera…»
[13]
* * *
Мильва поехала на юг, прямо, не сворачивая, сначала по берегу Ленточки, через Выжиги, потом, переправившись через реку, по подмокшим ярам, покрытым мягчайшим ярко–зеленым ковром кукушкина льна. Она исходила из того, что ведьмак, не зная местности так хорошо, как она, не станет рисковать и не переправится на берег, занятый людьми. Срезав огромный, выпучившийся в сторону Брокилона изгиб реки, она вполне могла бы нагнать его в районе порогов Кеанн Трайс. Двигаясь быстро и не останавливаясь, могла даже перегнать.
Зяблики не ошибались, когда звенели. Небо на юге явно хмурилось. Воздух стал плотным и тяжелым, комары и мошкара сделались чертовски нахальными и настойчивыми.
Когда она спустилась в пойму, заросшую еще увешанным зелеными орехами орешником и голой, чернявой крушиной, почувствовала: она здесь не одна. Не услышала. Почувствовала. Знала — это эльфы.
Придержала коня, чтобы укрывшиеся в чаще лучники могли как следует ее рассмотреть. Затаила дыхание. В надежде, что терпения у них хватит.
Над перекинутым через спину коня козлом бренчала муха.
Шелест. Тихий свист. Она просвистела в ответ. Скоя’таэли словно духи выглянули из зарослей, а Мильва только теперь вздохнула свободно. Она их знала. Они были из команды Коиннеаха Де Рео.
— Hael, — сказала она, слезая с коня. — Que’ss va?
— Ne’ss, — сухо ответил эльф, имени которого она не помнила. — Caemm.
Неподалеку на поляне расположились остальные. Их было не меньше тридцати, больше, чем во всей команде Коиннеаха. Мильва удивилась. Последнее время отряды белок скорее таяли, нежели росли. Встречавшиеся теперь команды были кучками истекающих кровью, взбудораженных, едва державшихся в седлах и на ногах голодранцев. Эта команда была другой.
— Cead, Coinneach, — поздоровалась она с приближающимся командиром.
— Ceadmil sor’ca.
Sor’ca. Сестренка. Так ее называли те, с которыми она была в дружбе, когда хотели выразить ей уважение и симпатию. Хотя они, как ни говори, были на много–много зим старше ее. Сначала она была для эльфов просто Dh’oine, человеком. Позже, когда она уже регулярно им помогала, стали называть ее Aen Woedbeanna, «девушка из леса». Еще позже, узнав лучше, стали на манер дриад именовать Мильвой, Коршуном. Ее настоящее имя, которое она выдавала только самым близким, отвечая взаимностью на подобные жесты с их стороны, эльфам не нравилось, они выговаривали его как «Mear’ya» со слабой гримасой, словно оно ассоциировалось в их языке с чем–то неприятным. И сразу переходили на «sor’ca».
— Куда направляетесь? — Мильва взглянула внимательнее, но по–прежнему не видела ни раненых, ни больных. — На Восьмую Версту? В Брокилон?
— Нет.
Слишком хорошо зная эльфов, она воздержалась от дальнейших расспросов. Ей достаточно было нескольких взглядов на неподвижные, застывшие лица, на преувеличенное, демонстративное спокойствие, с каким они приводили в порядок экипировку и оружие. Достаточно было внимательно заглянуть в глубокие, бездонные глаза, чтобы понять: они шли в бой.
Небо на юге темнело, затягивалось туманами.
— А ты куда направляешься, sor’ca, — спросил Коиннеах, потом быстро кинул взгляд на перевешенного через спину коня козла и слабо улыбнулся.
— На юг, — холодно сказала она, давая понять, что он ошибается. — К Дришоту.
Эльф перестал улыбаться.
— По человечьему берегу?
— По крайней мере до Кеанн Трайса, — пожала она плечами. — У порогов наверняка перейду на брокилонскую сторону, потому что…
Она обернулась, услышав храп коней. Новые скоя’таэли присоединились к команде, и без того уже необычно многочисленной. Новых Мильва знала еще лучше.
— Чиаран! — тихо вскрикнула она, не скрывая изумления. — Торувьель! Вы что тут делаете? Едва успела вывести вас в Брокилон, а вы снова…
— Ess’creasa, sor’ca, — серьезно сказал Чиаран аэп Деарб. Повязка, наложенная ему на голову, пропиталась кровью.
— Так надо, — повторила вслед за ним Торувьель, осторожно, чтобы не повредить висящей на перевязи руки, слезая с коня. — Пришли сообщения. Мы не можем сидеть в Брокилоне, когда на счету каждый лук.
— Если б я знала, — надула губы Мильва, — не стала б трудиться ради вас. Не подставляла бы шею на переправе.
