— После того, как Дэнни вышел, собака еще долго лаяла?
— Как всегда, весь вечер. То лаяла, то замолкала.
— Значит, не постоянно.
— Ну, если бы постоянно, этого никто бы не вытерпел. Нет… — Дайго внимательно посмотрела на меня. — Думаете, если бы Злыдень лаял постоянно, это означало бы, что там кто-то есть, да? Что парня кто-то поджидал на улице? — Она, как указкой, едва не ткнула меня ножом. — Нет, не думаю. Если бы какой подонок там и появился, такое бы началось! Для того они пса и держат, чтоб чужие не ходили.
Я снова подумала об украденном «зиг-зауэре», припомнила, где именно полицейский потерял пистолет. Дайго была права. Обычный уличный преступник, несомненно, испугался бы большой злой собаки и постарался бы убраться поскорее, не привлекая к себе внимания. Я поблагодарила Дайго и вышла из бара. Постояла на тротуаре. Огляделась. Фонари, расположенные друг от друга на значительном расстоянии, казались в темноте грязно-желтыми пятнами, разбросанными вдоль узкой улицы. Пространство между домами заполняли плотные, неподвижные тени, где любой мог стать невидимкой.
Я посмотрела на свою новую машину, на дворик за ней, где притаился пес. Сейчас он молчал, и я прошла несколько ярдов по тротуару. Сначала пес не подавал голоса, потом глухо, угрожающе зарычал, и лишь от одного этого звука по моей спине пробежал холодок. К тому времени, когда я открыла дверцу, он уже стоял на задних лапах, злобно лая и сотрясая проволочную ограду.
— Ты ведь просто охраняешь свою территорию, да, малыш? Жаль, что не можешь сказать, кого видел здесь прошлым вечером.
Я посмотрела на домик за оградой, и тут верхнее окно вдруг отворилось, и в нем появился толстяк с взлохмаченными волосами.
— Замолчи, Бозо! — крикнул он. — Закрой пасть, тупая псина!
Рама со стуком закрылась.
— Все хорошо, Бозо, — сказала я, обращаясь к псу, которому кличка Злыдень подходила куда лучше. — Я ухожу и больше не буду тебя беспокоить.
Путь от ресторана до Франклин-стрит, где полиция нашла мою бывшую машину, занял не более трех минут. У спуска к Шугар-Боттом я развернулась — ехать вниз на машине, тем более на «мерседесе», было бы безумием.
Потом я подумала о другом.
Почему преступник решил передвигаться пешком в районе, где действовала широко разрекламированная программа «Сторож соседского дома»? В Черч-Хилле выпускали соответствующий информационный бюллетень, и местные жители без всяких колебаний звонили в полицию при обнаружении малейшего беспорядка. Разумеется, они подняли бы тревогу, услышав выстрелы. Учитывая все это, злоумышленнику стоило бы вернуться к машине и отъехать на безопасное расстояние.
Однако преступник поступил иначе. Может быть, прилично ориентируясь в этом районе города, он не знал его характера и культуры, потому что был нездешний. Может быть, он не взял мою машину, потому что припарковался где-то неподалеку и чужая его вовсе не интересовала — ни из-за денег, ни как средство эвакуации. Это предположение имело смысл, если за Дэнни следили целенаправленно, а не выбрали наугад. Пока он обедал, убийца мог оставить где-то машину, вернуться пешком к кафе и ждать в темноте возле «мерседеса» под лай Бозо.
Я проезжала мимо своего офиса, когда на боку завибрировал пейджер. Я взяла его, повернула к свету и, поскольку ни рации, ни телефона в машине не было, свернула на заднюю парковку ОГСЭ, откуда прошла к боковой двери и набрала код на панели. Лифт поднял меня наверх. Следы дневного переполоха исчезли, но развешанные Розой свидетельства о смерти представляли собой жутковатую картину. Я села за письменный стол и набрала номер Марино.
Он отозвался сразу.
— Ты где?
— В офисе. — Я посмотрела на часы.
— Ну конечно. Вот уж где тебе делать совершенно нечего. И, держу пари, одна. Поужинала?
— Что ты имеешь в виду? Почему это мне здесь нечего делать?
— Вот встретимся и объясню.
Встретиться договорились в «Линден-Роу-Инн», тихом, немноголюдном заведении в центре города. Зная, что Марино живет на другой стороне реки, я не стала торопиться, но, когда вошла, он уже сидел за столом у камина и, пользуясь тем, что находился здесь не по службе, пил пиво. Пожилой бармен с черным галстуком-«бабочкой» нес кому-то ведерко со льдом. В динамиках звучала музыка Пахельбеля.
[31]
— Ну, что теперь? — спросила я, усаживаясь. — Что стряслось?
Марино был в черной рубашке-поло, с трудом удерживавшей его расплывшийся, переваливающийся через пояс живот. В пепельнице уже валялись окурки, и пиво, которое он пил, не было, как я подозревала, ни первой, ни последней порцией.
— Хочешь узнать, из-за чего сегодня подняли тревогу, или тебя уже ввели в курс дела? — спросил он, поднимая кружку.
— Нет, пока мне никто ничего не рассказал. Слышала только, что кто-то среагировал на радиоактивную угрозу. — Я повернулась к официанту, подошедшему к нам с фруктами и сыром. — «Пелегрино» с лимоном, пожалуйста.
— Похоже, все серьезнее, чем тебе показалось.
— Что? — Я посмотрела на него с недоумением. — И, кстати, почему ты лучше меня знаешь о том, что происходит на моей работе?
— Потому что ситуация с радиоактивностью связана с расследованием убийства. — Марино снова приложился к кружке. — А если точнее, с убийством Дэнни Уэбстера.
Он ничего больше не сказал, предоставив мне возможность переварить услышанное, но мое терпение имело свои пределы.
— Хочешь сказать, его тело было радиоактивным? — недоверчиво спросила я.
— Нет. Радиоактивным был тот мусор, который собрали в твоей машине. И знаешь, что я тебе скажу? Парни, проводившие вакуумный сбор, так перепугались, что чуть в штаны не наложили. Мне и самому, признаться, стало сильно не по себе. Я ж сидел с тобой рядом, на том самом месте. Некоторые терпеть не могут змей или там пауков, а у меня такая же проблема с этой чертовой радиацией. Как у тех парней, что хватанули «эйджент оранж»
[32]
во Вьетнаме, а теперь помирают от рака.
— Если я правильно понимаю, радиоактивный мусор находился на пассажирском сиденье моего черного «мерседеса»? — спросила я, глядя на него как на сумасшедшего.
— Точно. И я бы на твоем месте на нем больше не ездил. Ты же не знаешь, может, эта дрянь уже и к тебе прицепилась?
