— Нет, — бесстрастно ответил он. — Полагаю, что не могу.
Я подумала о сферических и многогранных частицах, которые обнаружила под электронным сканирующим микроскопом, и предприняла еще одну попытку.
— Зачем кому-то может понадобиться расплавить уран-235? И зачем обрабатывать его машинным способом?
И снова у доктора никакого объяснения не нашлось.
— Но ведь для чего-то же его используют?
— В принципе, в крупной промышленности металлический уран не используется. Даже на атомных электростанциях, потому что в этих стержнях и гранулах присутствует окись урана.
— Хорошо, тогда, наверно, вопрос следует сформулировать так: для чего, теоретически, может использоваться обедненный металлический уран?
— Одно время поговаривали о том, что Министерство обороны планирует делать из него танковую броню. Были и другие предложения — пули, снаряды. Так, что еще… Пожалуй, только одно — из него получается неплохая защита от радиоактивных материалов.
— Какого рода радиоактивных материалов? — Мои надпочечники выбросили в кровь дозу адреналина. — Отработанных тепловыделяющих сборок, например?
— Хорошая идея, если бы мы знали, как избавиться от накопившихся в этой стране ядерных отходов. — Доктор криво усмехнулся. — Понимаете, если бы мы нашли способ переместить отходы и закопать их на глубине в тысячу футов, к примеру, под Юккой, в штате Невада, то уран-238 пригодился бы для изготовления контейнеров.
— Другими словами, если отработанные агрегаты нужно будет увезти с атомной электростанции, их понадобится загрузить в какие-то емкости, и обедненный уран станет лучшим защитным экраном. Он будет надежнее, чем даже свинец.
Доктор Мэтьюз подтвердил, что я поняла его совершенно правильно, и передал мне образец — под расписку, поскольку он был теперь вещественной уликой и мог в один прекрасный день оказаться в суде. Оставить его здесь я не могла, хотя и знала, как отреагирует Марино, когда конверт снова вернется в багажник.
Марино расхаживал у машины, но, увидев меня, остановился.
— Что еще?
— Пожалуйста, открой багажник.
Он открыл и тут же добавил:
— Предупреждаю сразу, на моем участке для этой штуки места нет. И в управлении тоже. Никто его на хранение не примет, даже если я попрошу.
— Тем не менее принять придется. У тебя здесь упаковка пива.
— Я специально взял, чтобы нигде потом не останавливаться.
— Рано или поздно ты вляпаешься в серьезные неприятности, — сказала я, захлопывая крышку багажника.
— А почему бы тебе не держать эту штуку у себя на работе?
— Ладно. Так и сделаю.
Он сел за руль и повернул ключ.
— Ну, как все прошло?
Я коротко, избегая научных деталей, пересказала ему разговор с доктором Мэтьюзом.
— Хочешь сказать, кто-то затащил в твой «бенц» ядерные отходы? — недоверчиво спросил он.
— Похоже, что дело обстоит именно так. Мне нужно еще раз поговорить с Люси.
— Зачем? Она-то тут при чем?
— Пока еще не знаю, но есть одна идея. Хоть и безумная.
— Не нравится мне, когда у тебя такие идеи появляются.
Увидев нас с Марино у двери, Джанет заметно разволновалась.
— Все в порядке? — с тревогой спросила она, впуская нас в комнату.
— Думаю, мне нужна ваша помощь.
Люси, сидевшая на кровати с блокнотом в руке, посмотрела на Марино.
— Выкладывайте, но имейте в виду, бесплатных консультаций не даем.
Он сел поближе к камину, я устроилась рядом.
— Этот хакер, что проникает в компьютер энергосистемы, что еще его интересует, кроме клиентских счетов?
— Не могу сказать, что мы знаем о нем все, — ответила Люси. — О счетах известно наверняка, а в целом можно говорить о доступе к информации о клиентах.
— И что это значит? — спросил Марино.
— Такая информация включает в себя адреса, номера телефонов, виды спецобслуживания, показатели среднего энергопотребления. Кроме того, некоторые клиенты участвуют в программе сток-шэринга…
— Вот о сток-шэринге давай и поговорим, — вмешалась я. — Меня тоже подключили к этой программе, и теперь каждый месяц часть моих денег идет на покупку акций энергокомпании. Следовательно, компания владеет кое-какой информацией обо мне, включая номер счета и номер карточки социального страхования. Эти сведения могут представлять интерес для хакера?
— Теоретически, да, — кивнула Люси. — Надо иметь в виду, что такой базой данных, как у энергокомпании, вряд ли владеет кто-то еще. Есть у них и другие системы со шлюзами, которые ведут к ним. Вот, кстати, и объяснение того интереса, который хакер питает к мейнфрейму
[38]
в Питтсбурге.
— Для тебя, может, это и объяснение, — оборвал ее Марино, с трудом переносивший компьютерную лексику. — А вот мне ни черта не понятно.
— Шлюзы — это… это как большие коридоры на карте, — терпеливо начала объяснять Люси. — Что-то вроде I-95.
[39]
Теоретически, переходя с одного шлюза на другой, можно гонять по всей глобальной паутине. Другими словами, ты в состоянии попасть куда угодно.
— Например? — спросила я. — Приведи мне пример.
Люси положила на колени блокнот и пожала плечами.
— Ну, если бы я попала в питтсбургский компьютер, то моей следующей остановкой была бы АТТК.
[40]
— Значит, этот компьютерный шлюз ведет в систему телефонной компании?
— Он один из многих. Одна из наших с Джанет версий заключается в том, что хакер пытается научиться воровать электричество и телефонное время.
— На данный момент это всего лишь теория, — добавила Джанет. — Пока что мы не нашли ничего, что прояснило бы его мотивацию. Но с точки зрения ФБР, любое проникновение незаконно, а это самое главное.
— Вам известно, к данным каких клиентов хакеру удалось получить доступ?
— У него есть доступ ко всем клиентам, и речь идет о миллионах. Тех, к кому он присматривался повнимательнее, совсем немного. И мы их знаем.
— Хотелось бы и мне взглянуть на этот список, — сказала я.
Люси и Джанет переглянулись.
— Тебе-то зачем, док? — посмотрел на меня Марино. — Ты к чему клонишь?
— К тому, что у АЭС и энергокомпании есть две ядерные энергоустановки в Вирджинии и одна в Делавэре. В их мейнфрейм кто-то прорвался. Тед Эддингс звонил мне в офис с какими-то вопросами насчет радиации. В его домашнем компьютере куча файлов по Северной Корее и ее предполагаемым попыткам получить оружейный плутоний на ядерном реакторе.
