«Конкорд» вмещал сотню пассажиров в двух салонах по два сиденья с каждой стороны прохода. Внутренний декор — приглушенный серый ковер и кожа, а иллюминаторы слишком маленькие, в них много не увидишь. Стюардессы — безупречно вежливые англичанки, и если они и знали, что мы из ФБР, ВМС или даже ЦРУ, то никоим образом этого не показывали. Казалось, их волновало лишь то, что мы будем пить. Я заказала виски.
— Не рановато ли, а? — спросил Уэсли.
— Для Лондона — нет, — возразила я. — Там на пять часов позже.
— Спасибо. Я переведу часы, — сухо отозвался он, словно никогда в жизни никуда не летал, и, повернувшись к стюардессе, добавил: — Думаю, я выпью пива.
— Ну, теперь, когда мы в подходящей часовой зоне, пить легче, — заметила я, не сумев скрыть сарказма.
Он повернулся ко мне и заглянул в глаза.
— Ты, что, злишься?
— Вот потому ты и профайлер, что можешь определять подобные вещи.
Он украдкой огляделся, но мы сидели за перегородкой, через проход никого не было, и мне было практически плевать на тех, кто сидит позади нас.
— Мы можем поговорить разумно? — тихо спросил Уэсли.
— Трудно быть разумной, Бентон, если ты всегда говоришь постфактум.
— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Думаю, что потерялась какая-то связующая фраза.
Я не преминула восполнить этот пробел.
— Все, кроме меня, знали о том, что ты разъехался с женой. Люси рассказала мне, потому что услышала об этом от других агентов. Мне бы хотелось хоть раз в жизни принимать участие в наших отношениях.
— Господи, было бы с чего так расстраиваться.
— Полагаешь, не с чего?
— Я не сказал тебе, потому что не хотел, чтоб ты влияла на меня, — проворчал он.
Мы разговаривали тихими голосами, чуть наклонившись вперед, и наши плечи соприкасались. Несмотря на мрачные обстоятельства, я остро ощущала каждое его движение, каждое прикосновение ко мне. Я улавливала запах шерстяного пиджака и его любимого одеколона.
— Любое решение относительно моего брака не может тебя касаться, — продолжил он, когда принесли наши напитки. — Думаю, ты это понимаешь.
Мой организм оказался непривычным к виски в такой час, и результат не заставил себя ждать. Я сразу же как-то расслабилась, а во время взлета, пока самолет, отклонившись назад и сотрясаясь, с ревом взмывал в воздух, закрыла глаза. С этой минуты мир внизу стал не более чем расплывчатым пейзажем, даже если в иллюминатор и можно было что-то рассмотреть. Шум двигателей был таким громким, что, ведя наш непринужденный разговор, мы вынуждены были продолжать сидеть очень близко друг к другу.
— Я знаю, какие чувства испытываю к тебе, — говорил Уэсли. — Знаю уже давно.
— Ты не имеешь права, — сказала я. — Никогда не имел права.
— А как насчет тебя? Ты имела право поступить так, как поступила, Кей? Или это касается только меня одного?
— По крайней мере, я не замужем и ни с кем не встречаюсь. Но нет, я все равно не должна была так поступать.
Он все еще пил пиво, и ни меня, ни его не интересовали канапе и икра, которые, как я подозревала, были первым заходом в длинной гастрономической игре. Мы какое-то время помолчали, листая глянцевые и профессиональные журналы, как делали почти все в нашем салоне. Я заметила, что пассажиры «Конкорда» почти не разговаривают друг с другом, и решила, что быть богатым, знаменитым и родовитым, должно быть, довольно скучно.
— Стало быть, как я понимаю, мы решили этот вопрос, — снова начал Уэсли, наклоняясь ближе, чтобы взять спаржу.
— Какой вопрос? — Я отложила вилку, потому что я левша, а он мне мешал.
— Ты прекрасно меня понимаешь. Насчет того, что мы должны и чего не должны. — Он задел мою грудь, и потом рука его так и осталась на этом уровне, словно все, о чем мы до этого говорили, мгновенно развеялось.
— Да, — отозвалась я.
— Да? — В его голосе послышалось любопытство. — Что значит «да»?
— Мое «да» касается того, о чем ты только что сказал. — С каждым вздохом тело мое касалось тела Уэсли. — Насчет решений.
— Значит, так мы и поступим, — согласился он.
— Ну, разумеется, — подтвердила я, не вполне уверенная в том, на что именно только что согласилась. — И еще одно. Если ты когда-нибудь разведешься и мы захотим видеться, то начнем все сначала.
— Конечно. Это вполне разумно.
— А пока мы коллеги и друзья.
— Это именно то, чего и я хочу, — резюмировал Бентон.
В 18.30 мы мчались по Парк-Лейн, сидя на заднем сиденье «ровера», управлял которым офицер столичной полиции. В темноте я смотрела на мелькающие огни Лондона, и это зрелище дезориентировало и вселяло бодрость. Гайд-парк показался мне морем разлившейся черноты с вкраплениями желтых пятен фонарей вдоль извилистых дорожек.
Квартира, в которой мы должны были остановиться, находилась неподалеку от отеля «Дорчестер», и в тот вечер пакистанцы толпились вокруг этой роскошной старой гостиницы, горячо протестуя против своего премьер-министра, приехавшего в Лондон с визитом. Вокруг было полно полицейских и собак, но нашего водителя это, похоже, ничуть не волновало.
— Там привратник, — сказал он, остановившись перед высоким зданием, которое выглядело относительно новым. — Просто войдете и покажете документы. Он отведет вас в квартиру. С вещами помощь требуется?
Уэсли открыл дверцу.
— Спасибо. Справимся.
Мы вышли из машины и оказались в небольшой приемной; бдительный пожилой мужчина тепло улыбнулся нам из-за полированного стола.
— Очень хорошо. Я вас ожидал.
Он поднялся и взял наши сумки.
— Следуйте, пожалуйста, за мной к лифту. — Мы вошли в лифт и поднялись на пятый этаж, где привратник показал нам квартиру с тремя спальнями, широкими окнами и разными африканскими безделушками. Мне понравилась уютно обставленная спальня с типично английской ванной, такой огромной, что в ней можно было утонуть, и туалетным бачком с цепочкой. Мебель была в викторианском стиле, паркетный пол покрыт потертыми турецкими коврами. Я прошла к окну и включила отопление на полную мощность. Потом погасила свет и стала смотреть в окно на проносящиеся мимо машины и темные деревья в парке, раскачивающиеся на ветру.
Комната Уэсли была в дальнем конце коридора, и я не слышала, как он вошел.
— Кей? — Он ждал в дверях, и до меня донеслось тихое позвякивание льда. — Тот, кто здесь живет, держит превосходный скотч. И мне сказали, что мы можем угощаться.
Он вошел и поставил стаканы на подоконник.
— Пытаешься напоить меня? — спросила я.
— Раньше в этом никогда не было необходимости.
