Он заряжает пистолет и подходит к Рокко.
— С правой руки, верно, напарник? — спокойно говорит Руди.
— Верно.
Люси не отрываясь смотрит на Рокко. Ее руки начинают дрожать, и она заставляет себя подумать о Джее Талли и его любовнице Бев Киффин.
Призраки прошлого.
Люси вспоминает убитую горем Скарпетту, развеивающую пепел своего любимого, и голову у нее сдавливает. Она никогда не страдала морской болезнью, должно быть, это похожее чувство.
— Твой выбор, — говорит она Рокко. — Я серьезно. Ты можешь умереть сейчас, безболезненно. Никаких пыток. Тебя не сожгут заживо, ты не утонешь. Бумага с информацией о твоем розыске будет найдена на столе, вполне понятное самоубийство. Или ты можешь уйти отсюда, не зная, когда и где тебя найдут. А они найдут тебя.
Он кивает. Конечно, они найдут его. Это неизбежно.
— Подними правую руку, — говорит Руди.
Рокко снова закатывает глаза.
— Видишь? У меня в руках пистолет. Я хочу помочь тебе, — продолжает Руди спокойным, безразличным тоном, пот каплями струится по его лицу.
— Смотри, чтобы пистолет был направлен вверх, — говорит Люси, вспомнив рассказ тети о немецком солдате.
— Давай, Рокко. Делай, что я говорю. Ты ничего не успеешь почувствовать.
Руди прислоняет пистолет к правому виску Рокко.
— Вверх, — снова напоминает Люси.
— Ты держишь пистолет, я держу твою руку.
Рокко закрывает глаза, его рука нервно трясется. Он сжимает рукоятку пистолета толстыми короткими пальцами и тут же сильная рука Руди ложится поверх его руки.
— Я должен тебе помочь, потому что ты не можешь держать пистолет прямо, — говорит Руди. — И потом, я же не могу позволить тебе держать пистолет самому, правда? Это было бы глупо, — голос Руди становится мягким. — Вот видишь, это просто. Теперь прижми пистолет плотнее к виску.
Рокко часто сглатывает, его грудь нервно вздымается, словно он задыхается.
— Вверх, — повторяет Люси, все еще думая о немецком солдате. Она старается не смотреть на бледное как мел лицо Рокко.
Он раскачивается на стуле, хватает ртом воздух, зажмуривается. И тут раздается оглушительный выстрел.
Рокко опрокидывается назад вместе со стулом, падает головой на английские журналы, разбросанные на полу. Звук вытекающей крови похож на шум воды. Воздух становится едким от дыма.
Руди присаживается на корточки, кладет руку Рокко с зажатым в ней пистолетом ему на грудь. Любые отпечатки, найденные на пистолете, будут принадлежать Рокко.
Люси приоткрывает окно и снимает перчатки, в это время Руди проверяет пульс на шее Рокко. Сердце бьется редко и скоро останавливается совсем. Руди кивает Люси, поднимается и достает из кармана стеклянную банку из-под горчицы с проделанными на крышке отверстиями. По стенкам банки ползают трупные мухи, питаясь остатками протухшего мяса, на которое были пойманы вчера возле мусорной свалки.
Руди отвинчивает крышку и встряхивает банку. Несколько десятков мух вылетают и начинают виться возле лампы, но, почуяв свежую кровь, устремляются к неподвижному телу Рокко. Трупные мухи — наиболее распространенные насекомые, которые питаются гниющими тканями. Несколько мух ползут по лицу Рокко, исчезают у него во рту.
39
В Бостоне всего лишь восемь вечера.
Пит Марино сидит в аэропорту и ест крекеры с шоколадной крошкой. Женский голос в который раз объявляет, что рейс задерживается на два часа десять минут. И это после того, как он уже проторчал здесь полтора часа с момента запланированного вылета.
— Черт! — громко восклицает Марино, не обращая внимания на людей рядом. — К этому времени я бы уже пешком дошел!
Редко ему предоставляется такой удобный случай поразмыслить над своей жизнью. Он думает о Бентоне, но, пытаясь подавить в себе горе и гнев, которые неизменно разрывают его сердце при этих мыслях, сосредотачивается на физической форме Бентона. Выглядит лучше, чем прежде, решает про себя Марино. Как такое возможно после шести лет заточения? Он не понимает. Марино открывает коробку с ореховым кексом, купленным в «Удивительных Десертах Гайнсвиля», и размышляет о том, как бы ему жилось, уйди он из отдела Люси, перестань гоняться за всеми этими ублюдками. Они как тараканы — прибей одного, пятеро других займут его место. Возможно, Марино поехал бы на рыбалку, а может, стал бы профессиональным игроком в боулинг (однажды у него был отличный результат), нашел бы себе хорошую женщину и построил домик в лесу.
Когда-то очень давно Марино тоже восхищались, тогда еще он не смотрел в зеркало с таким отвращением. Женщины провожают Бентона похотливыми взглядами, и не только женщины, вынужден признать Марино. Они не могут противостоять его привлекательности, уму и репутации большого босса ФБР, вернее, бывшего большого босса. Марино проводит рукой по седеющим волосам, осознавая, что мало кто встречает сейчас Бентона, и уж точно никто не знает его настоящего имени, не догадывается о прошлой славе. Он умер, превратился в Тома, то есть, в ничто. Тот факт, что Скарпетте так его не хватает, приводит Марино в отчаяние, воскрешая глухую боль в сердце. Ему очень жаль Скарпетту. Ему жаль самого себя. Если бы умер он, Скарпетта бы грустила, но недолго. Она никогда его не любила, никогда не полюбит. Конечно, кому может понравиться его жирное волосатое тело.
Марино заходит в очередной магазинчик и берет с витрины спортивный журнал. Поступок, совершенно ему не свойственный. На обложке «Мужской силы» красуется симпатичный молодой человек, этакий блестящий мускулистый Аполлон. Он, должно быть, сбрил все волосы с тела и отполировал его кремом. Марино возвращается в бар, занимает тот же столик, стряхивает с него крошки от пиццы и заказывает «Бадвайзер». Он кладет журнал перед собой, немного опасаясь его открывать. Наконец, отважившись, берет журнал в руки, но обложка прилипает к столу.
— Эй, — кричит он бармену, — здесь вообще кто-нибудь со стола вытирает?
Все посетители оглядываются на него.
— Только что с меня содрали три пятьдесят за разбавленное пиво, да еще этот отвратительный стол! У меня к нему журнал прилипает!
Все взгляды устремляются на журнал Марино. Несколько молодых людей подмигивают друг другу и ухмыляются. Раздраженный бармен, который сбивается с ног, выполняя заказы, кидает Марино влажное полотенце. Тот вытирает стол и бросает полотенце обратно, чуть не задев голову какой-то старушки. Она сидит, самозабвенно потягивая белое вино. Марино начинает листать журнал. Может, еще не поздно вернуть себе прежнюю форму? Распушить перья, так сказать, снова накачать внушительную мускулатуру. В Нью-Джерси, еще мальчишкой, он часто подтягивался, отжимался, поднимал самодельные штанги, сконструированные им из палки от швабры и камней. Он поднимал машины за бампер, тренируя спину и бицепсы, бегал по лестницам и приседал с набитой кирпичами сумкой в руках. Он боксировал с бельем, которое сушилось на веревке, особенно в ветреные дни, когда оно, подхватываемое ветром, словно тоже боролось с ним.
