Скарпетта не вернется, чтобы сделать инъекцию, ее совершенно не волнует, что пришлось лгать.
Он не отвечает на ее вопрос, а вместо этого произносит:
— У Рокко есть небольшой chateau
[30]
в Батон-Руж, странное местечко, где живут гомосексуалисты. Прямо в центре города. Я бывал там много раз.
— Ты слышал о женщине из Батон-Руж, по имени Шарлота Дард?
— Конечно. Она была слишком некрасивой для моего брата.
— Ее убил Рокко Каджиано?
— Нет, — Шандонне вздыхает, словно ему вдруг стало скучно. — Я же сказал, она была слишком некрасивой для моего брата. Вам стоит внимательней меня слушать. Батон-Руж. — Он отвратительно ухмыляется, взгляд блуждает по комнате. — Знаете, жизнь человека можно прочитать по его рукам.
Ее руки лежат на коленях, она держит блокнот и ручку. Шандонне говорит о ее руках, словно может их видеть, хотя взгляд его остается бессмысленным, как у слепого.
Симулянт.
— Господь ставит знаки на руках сынов человеческих, чтобы они знали о поступках своих. Каждая мысль и деяние оставляет свой след. Рука может рассказать об уме и талантах человека.
Скарпетта внимательно слушает, удивляясь, к чему он клонит.
— Во Франции можно увидеть в основном точеные руки. Как мои. — Он поднимает вверх ладонь с длинными узкими пальцами. — И как ваши, мадам Скарпетта. У вас изящные руки художника. Теперь вы знаете, почему я не трогаю руки. «Психономия рук, или руки как показатель умственного развития». Monsieur Ричард Бимиш. Очень занятная книга, с примерами из жизни. Но вы, скорее всего, не найдете ее в обычной библиотеке, она старая, тысяча восемьсот шестьдесят пятого года. Там есть два типа рук, напоминающих ваш. Квадратная ладонь, точеная, но сильная. И ладонь художника, мягкая и гибкая, и, опять же, точеная. Обычно бывает у людей импульсивных.
Скарпетта молчит.
— Да, импульсивных. Вот вы пришли без предупреждения. Неожиданно. Вы — человек резкий. Хотя сангвиник.
Он смакует слово «сангвиник». В средневековой медицине так называли человека, у которого кровь преобладает над остальными жидкостями организма. Считается, что сангвиники — жизнерадостные и оптимистичные, но сейчас Скарпетта этого не чувствует.
— Значит, ты не трогаешь руки. Поэтому на руках твоих жертв нет следов укусов, — произносит Скарпетта.
— Руки — это душа. Я не трогаю средоточие того, что освобождаю. Я только облизываю руки избранных.
Он определенно пытается унизить ее, но Скарпетта еще не все выяснила.
— Следов укусов нет и на стопах ног, — замечает она.
Вертя пустую банку из-под «пепси», Шандонне пожимает плечами.
— Ноги меня не интересуют.
— Где Джей Талли и Бев Киффин? — снова спрашивает Скарпетта.
— Я устал.
— Зачем тебе защищать брата после того, как он обращался с тобой всю жизнь?
— Я мой брат, — странно отвечает Шандонне. Затем морщится и начинает тереть живот, взгляд бесцельно бродит по комнате.
— Кажется, меня тошнит.
— Тебе больше нечего сказать? Если нет, я ухожу.
— Я слепой.
— Ты притворяешься, — выдает Скарпетта.
— Вы лишили меня зрения, но я видел вас. — Он проводит языком по острым маленьким зубам. — Помните свой замечательный домик и гараж с душем?
Вернувшись из Ричмонда, с места преступления, вы пошли в гараж, чтобы переодеться. Вы были в душе.
Скарпетта пытается подавить гнев и стыд. Она ездила на место преступления, обследовала полуразложившийся труп, найденный на причале в Ричмонде. Вернувшись домой, она проделала в гараже обычную процедуру: сняла рабочую одежду, ботинки, завернула все в пластиковый мешок и пошла в душ. Скарпетта не могла войти в дом, не смыв с себя запах смерти.
— Маленькое окошко в двери вашего гаража так похоже на окошко в моей камере, — продолжает Шандонне, отрешенно блуждая взглядом по комнате. — Я видел вас.
Его губы искривляются в уродливой улыбке, из языка течет кровь.
У Скарпетты холодеют руки, по спине пробегают мурашки.
— Обнаженной. — Он начинает сосать язык. — Я смотрел, как вы раздевались. Это было прекрасно, словно изысканное вино. Вы были бургундским, округлым и терпким, со сложным букетом. Такое нужно пить сразу, одним глотком. А сейчас вы больше похожи на бордо, потому что становитесь насыщеннее, когда говорите. Не в физическом смысле, конечно. Мне нужно было увидеть вас обнаженной, чтобы прийти к этому выводу. — Он прижимает руку к стеклу, руку, способную превратить человеческое тело в кровавое бесформенное месиво. — Да, определенно красное вино. Вы всегда...
— Довольно! — голос Скарпетты срывается на крик, ярость выплескивается наружу, словно внезапная буря. — Заткнись, ты, грязный кусок дерьма. — Она вплотную подходит к стеклу. — Я не собираюсь выслушивать этот бред. Мне плевать, что ты тут говоришь. Мне плевать, что ты видел меня голой. Думаешь, ты меня испугал? Думаешь, мне есть дело до твоих извращенных фантазий? Мне плевать, что я сожгла тебе глаза, когда ты размахивал этим чертовым молотком перед моим лицом. И знаешь что самое смешное, Жан-Батист Шандонне? Ты здесь из-за меня. Так кто же победил? Должна тебя огорчить, но я не вернусь, чтобы сделать инъекцию. Это сделает посторонний человек. Каким и ты являлся для тех, кого убивал.
Вдруг Жан-Батист резко оборачивается к двери из кабинки.
— Кто здесь? — произносит он шепотом.
Скарпетта бросает трубку и уходит.
— Кто здесь?! — кричит он.
100
Жан-Батист любит наручники.
Толстые стальные браслеты на запястьях — словно кольца магнетической силы, которая волнами проходит сквозь него. Сейчас он спокоен, даже разговаривает с охранниками. Офицеры Абрамс и Уилсон ведут его через железные двери, на каждом посту предъявляют бэджи с фотографией и именем. Охранник по другую сторону двери открывает замок, и путешествие продолжается.
— Она очень меня расстроила, — произносит Шандонне своим мягким голосом. — Мне не нужно было давать волю чувствам. Она лишила меня глаз и даже не извинилась.
— Вообще не понимаю, зачем ей понадобился такой засранец, как ты, — размышляет вслух Абрамс. — Если кто и должен расстраиваться, так она, после того что ты пытался сделать. Я читал об этом и все знаю о твоей никчемной жизни.
Абрамс совершает ошибку, поддаваясь эмоциям. Он ненавидит Жан-Батиста. Он хочет его задеть.
— Меня тошнит, — слабым голосом произносит Жан-Батист.
Они останавливаются перед очередной дверью, и Абрамс показывает бэдж в стеклянное окошко. Дверь открывается. Жан-Батист смотрит в пол, отворачиваясь от охранников, которые пропускают их дальше в тюрьму.