Следующий дом, куда направилась фрау Рюте, не только выглядел значительно лучше, но и язык супружеской четы, открывшей дверь, был тоже не в пример лучше и понятнее, да и прием оказался намного любезнее. Эмили даже провели в гостиную и предложили кофе. И потому, наученная предыдущим опытом, на вопрос, откуда она, сразу ответила:
— Из Гамбурга. А в Гамбург мы приехали из Южной Америки, из Вальпараисо.
— Вы замужем? — спросила хозяйка.
— Я вдова, — с искренней грустью в голосе сказала Эмили.
— А дети у вас есть? — поинтересовался хозяин.
— Да, трое, — ответила Эмили и, заметив испуганные взгляды, которыми обменялись муж и жена, поспешила добавить: — Это замечательные дети, очень послушные, а не шумные сорванцы.
— У вас есть в Дармштадте знакомые или родственники? — продолжала допрос хозяйка.
— Н-нет, — запнулась Эмили, внезапно став очень осторожной.
— Да, моя дорогая фрау… э-э… как там дальше… — пробурчал хозяин, размешивая сахар в чашке с чаем. — Как вы себе это представляете? Совсем без рекомендаций? К кому же нам обращаться, если вы нам задолжаете арендную плату?
— Но я не собираюсь вам ничего задалживать! — Эмили была искренне потрясена. — Если пожелаете, я могу заплатить вперед за один месяц.
Хозяйка — и это было видно — чувствовала себя неуютно и теребила на шее цепочку.
— Вы тоже должны нас понять… я что имею в виду… без рекомендаций… пускать чужую семью в дом…
Квартиру ей не сдали. И следующую, и четвертую… Разговоры строились по одному и тому же сценарию или очень похоже: у вас нет рекомендательных писем от здешних жителей; а как вдова с тремя малыми детьми она, очевидно, была нежелательной квартиросъемщицей. Но в первую очередь ее утомили вопросы, откуда она приехала, и недоверие в глазах из-за ее смуглой кожи и черных волос. Когда в очередном доме ей задали соответствующий вопрос, с ее языка чуть не сорвался грубый ответ:
— Ну конечно, с Луны! Разве вы сами не видите?!
Усталая, со сбитыми в кровь ногами, она вернулась вечером в пансион, а рано утром сразу же укатила в Гамбург.
Прислонившись головой к холодному стеклу окна, положив маленький саквояж на колени, Эмили тряслась на твердой деревянной скамейке в вагоне третьего класса, в поезде, везущем ее по Германии назад, к северу… Обескураженная и разгневанная, немного пристыженная, что она так быстро сдалась, но в первую очередь — не зная, что делать дальше, она смотрела и смотрела в окно на проплывающие мимо пейзажи, они были такими милыми и словно приглашали ее выйти на первой же станции. Совсем не как люди, с которыми она повстречалась вчера.
Неужели все немцы одинаковы? И полны недоверия ко всем нечистокровным немцам?
Должно быть, это был указующий перст судьбы, что именно в этот момент Эмили вспомнила о даме, которую как-то встретила на одном из гамбургских приемов и которая — благодаря открытости и безыскусному поведению — произвела на Эмили приятное впечатление. Баронесса фон Теттау была родом из Дрездена и свой город описывала как красивый и милый. И еще кое о чем вспомнила Эмили под стук колес. Когда она уже не в первый раз обратилась в гамбургский сенат, всевозможными способами требуя отменить опекунство, ей высокомерно заявили:
— Закон есть закон, сударыня. И если законы этого города вас не устраивают, то ищете другое место, где вам будет лучше.
А вдруг Дрезден — именно такое место?
На письмо Эмили баронесса прислала сердечный ответ — конечно же, она прекрасно помнит милую фрау Рюте! — и с готовностью чрезвычайно подробно ответила на все вопросы, касающиеся жизни в Дрездене. А в одном из последующих писем пригласила навестить ее, посмотреть город и вместе с ней поискать подходящую квартиру.
Город искусств и музыки в том числе, Дрезден восторженно называли «Северной Флоренцией» — по доминирующему над городом куполу Фрауэнкирхе
[11]
, по барочным завитушкам и орнаментам, по нежному белому цвету и терракоте. Эмили никогда не была во Флоренции, но обнаружила, что ее любимая Эльба, протекающая через весь город, и небольшие холмы, среди которых стоял он, сообщают Дрездену некую южную нотку. Здесь в воздухе было разлито нечто веселое и живое, и ей понравился здешний говор, мягкий и забавный.
Несмотря на то, что в Дрездене было не самое подходящее время для поисков жилья, и на то, что и здесь не обошлось без косых взглядов, Эмили очень помогло присутствие баронессы. Вместе они нашли и осмотрели прекрасную квартиру — большую, светлую и гостеприимную, но, собственно говоря, слишком большую для Эмили с детьми, а главное — очень дорогую. Но если бы она смогла сдать в субаренду две комнаты, возможно, все как-то и устроилось бы…А то, что владелица квартиры была родом из Гамбурга, показалось Эмили еще одним подарком судьбы, и таким образом переезд в Дрезден стал делом решенным. Исполненная новых надежд, Эмили вернулась в Гамбург, чтобы упаковать вещи.
Гамбург тоже сделал ей прощальный подарок: первого мая 1872 года Эмили разрешили произнести гражданскую клятву города Гамбурга, и тем самым она стала гражданкой не только ганзейского города, но и гражданкой Германской империи. Она подозревала, что имперское министерство иностранных дел намекнуло сенату, что неплохо было бы сделать это — практически это была компенсация за то, что фрау Рюте было отказано в получении наследства после умерших сестер и братьев и в возврате ее плантаций — султан Баргаш оставался глух ко всем просьбам.
Эмили покидала Гамбург с легким сердцем. Город, о котором она в бытность свою на Занзибаре лелеяла восторженные мечты и который теперь, пять лет спустя после того как она ступила на его землю, был усеян обломками ее разбившихся мечтаний и напоен всеми слезами, что она здесь пролила. Ничто больше не держало ее в этом городе.
Однако прощание с могилой Генриха далось ей тяжело.
Но что значит могила, если он продолжает жить в ее сердце? Воспоминания о Генрихе и любовь к нему всегда с ней.
Они всегда будут с ней и в Дрездене, и в других местах, куда бы ни завела ее судьба.
Книга четвертая Фрау Рюте, или Принцесса Занзибара 1873–1892
Годы странствий
Когда дерутся слоны, страдает трава.
Занзибарская пословица
52
Давно уже стало общим местом подмечать, что, пока ты взрослеешь, годы летят все быстрее. По крайней мере, когда достигаешь возраста осени. Когда источник энергии, питавшей тебя долгие годы, начинает ослабевать, а дни и недели начинают тянуться так же долго, как в детстве.
Однако Эмили Рюте была в полном расцвете сил, и годы, прошедшие с момента, как они покинули Гамбург, в самом деле пролетели незаметно.
