Должно быть, она заколебалась и остановилась; тут же рука опять дотронулась до нее, и вновь раздался шепот:
— Иди быстло! Иди!
Она спешила изо всех сил. Ей мешали складки неуклюжей одежды и тяжелые башмаки.
Протянув руку, она ощупала стену лаза. Стена была укреплена деревянными подпорками. Азалия пригнула голову пониже.
— Тепель — дленажная тлуба, — послышался шепот, и девушка поняла, что лаз кончился, она оказалась в круглой и довольно тесной трубе.
Места тут было только-только, чтобы пролезть, да и то ее плечи касались стенок трубы. Будь она чуть крупней, как средняя англичанка, то уже не смогла бы проползти тут вслед за миниатюрным китайцем.
Темнота была непроницаемой, и проводник то и дело дотрагивался до рук Азалии, словно подбадривая ее и сообщая, что он рядом. Она догадалась, что он ползет вперед ногами. И она, подбадривая себя, следовала за ним.
Девушке было жутковато, даже страшно лезть по такой узкой трубе, но задача облегчалась тем, что они все время двигались вниз, под гору.
Впрочем, временами ей приходилось буквально протискиваться вперед из-за стеснявших движение юбок, но она все равно не останавливалась, а труба уходила вниз все круче и круче.
Ей уже стало казаться, что прошла целая вечность, а труба все не кончалась. Воздуха не хватало. Она начала задыхаться. В сердце закрадывалась паника.
Вдруг она задохнется? Вдруг застрянет в трубе и не сможет выбраться?
Назад она лезть не может! Это исключено! Трубе же, казалось, нет конца.
Сопровождавший ее китаец молчал. Азалия догадалась, что их голоса могли вызвать эхо — как тихо ни говори, звук здесь многократно усиливается.
В трубе стоял запах дождевой воды и гниющих листьев, и девушке внезапно сделалось невыносимо жарко.
«Мне нечем дышать!» — хотелось ей крикнуть своему проводнику.
Но она постаралась убедить себя, что в дренажных трубах все же достаточно воздуха, только нужно правильно дышать — медленно и глубоко.
Сделав дважды глубокий вдох и выдох, она с новыми силами поползла дальше.
И вдруг в ноздри ей ударил запах моря — чудесный соленый запах водорослей! Дышать сразу стало намного легче.
Почти одновременно она поняла, что за темной головой ползущего впереди нее мужчины замерцал свет.
Наконец-то труба заканчивается, и скоро она увидит солнце! Ей захотелось плакать, но она строго сказала себе, что не время проявлять слабость.
Свободной она еще не стала. Ее отсутствие, скорее всего, уже обнаружили. Рано или поздно найдут и подкоп, и тогда монахини или их подручные будут ждать ее у выхода на поверхность.
Ее проводник тоже почувствовал необходимость поторапливаться, он гибким ужом стремительно скользил вперед, и Азалия изо всех сил старалась не отставать.
Внезапно ее ослепил солнечный свет, и она увидела мерцание и блеск моря.
Девушка выглянула из дренажной трубы. Отверстие находилось в каменной стене чуть выше морской поверхности.
Внизу в сампане стоял китаец, вероятно, тот самый ее проводник.
Он взял Азалию за руки и потянул на себя, а другой китаец обхватил ее за талию, и они вытащили ее из трубы прямо в лодку.
На носу сампана находился и третий, державшийся за укрепленное весло, при помощи которого он управлял суденышком. Когда Азалия уселась, они тронулись в путь.
Один из китайцев надел ей на голову широкополую шляпу, какие носят кули; другой накинул на плечи кусок линялой голубой хлопчатобумажной ткани.
Азалия поняла, что так нужно, ведь осторожность не помешает. Их могут заметить с берега. Оглянувшись назад, она увидела монастырь — угрюмый, серый, пугающий; он стоял прямо над ними высоко на холме. И можно было разглядеть фигуры монашек.
Сампан некоторое время плыл мимо других таких же, подобных ему, рыбацких лодок, скопившихся у дамбы, а затем взял курс в открытое море.
Азалия увидела впереди пароход и поняла, что сампан направляется к нему.
Ее сердце подпрыгнуло от восторга, но одновременно с невыразимой радостью она вдруг встревожилась, не сочтет ли британский капитан делом чести вернуть ее дяде Фредерику.
Едва девушка подумала об этом, как увидела, что флаг на пароходе не британский.
На флагштоке развевался китайский флаг!
Судно было большим. Вскоре до слуха Азалии донесся стук машин.
С борта свисала веревочная лестница; взглянув на нее, она поняла, что иного способа подняться на борт нет.
Китайцы в сампане заулыбались, когда подплыли к борту парохода.
— Спасибо вам! — произнесла она на кантонском диалекте. — Я так вам признательна, что даже не могу выразить! Благодарю от всего сердца!
Оба китайца, посадившие Азалию в сампан, поклонились.
У того, кто вел ее по трубе, лицо, руки и одежда были испачканы землей. Опустив глаза, она увидела, что ее монашеская хламида не в лучшем состоянии.
Впрочем, беспокоиться о своем внешнем виде ей было недосуг! Она сняла шляпу и сбросила с плеч синюю ткань.
Китайцы помогли ей взобраться на веревочную лестницу. В неуклюжих башмаках она с трудом удерживала равновесие, тем более что и сампан внизу тоже раскачивался. Все же кое-как она начала карабкаться наверх, цепляясь в отчаянии за веревку.
Моряки перегнулись через борт и помогли Азалии взобраться на палубу.
Офицер жестом велел ей следовать за ним, и они быстро куда-то пошли.
Азалия знала, что это палуба первого класса; офицер, пройдя немного, открыл дверь одной из кают.
Азалия вошла. В каюте стоял лорд Шелдон.
Сначала она даже не поверила своим глазам, ей показалось, что все это лишь радостный сон.
Но вот дверь закрылась. Он протянул к ней руки. Она бросилась к нему и уткнулась в его плечо.
На глаза ее навернулись слезы и нескончаемыми ручьями побежали по щекам.
Душа ее пела от счастья, а слезы текли, и от рыданий сотрясалось все тело.
— Все хорошо, моя дорогая! Все хорошо! Ты в безопасности!
С этими словами лорд Шелдон снял черный платок с ее волос и бросил на пол.
— Я… я… такая грязная! — забормотала Азалия.
— Да будь ты с головы до ног в грязи, разве мог я не обнять тебя! — сказал лорд Шелдон. — Но догадываюсь, что тебе хочется помыться и переодеться. В соседней каюте ты найдешь все необходимое, а потом мы поговорим.
Она подняла к нему свое лицо. Щеки и глаза ее были мокрыми от слез, но губы улыбались.
— Я люблю тебя! — нежно сказал лорд Шелдон и повел ее через каюту к двери. — Поскорей возвращайся! — добавил он, когда Азалия выходила.
