— А почему?
— Не потому, что его признали невиновным. Его вообще так и не привлекли к суду. Следствие закрыли. Карлис, который ничего не понял, конечно, требовал, чтобы процесс состоялся. Но в один прекрасный день этого человека выпустили из следственного изолятора, а на все протоколы поставили гриф «секретно». Карлису велели все забыть, причем сообщил ему об этом его начальник. Я до сих пор помню, что его звали Амтманис. Карлис был уверен в том, что Амтманис сам покровительствовал преступнику, может быть, даже участвовал в дележе прибыли. Случившееся сильно задело Карлиса.
Валландер опять вспомнил тот вечер, когда за окном бушевала снежная буря, а маленький близорукий майор сидел у него на диване.
«Я человек верующий, — сказал майор. — В Бога я, правда, не верю, но ведь можно верить во что-то, что находится за пределами нашего ограниченного понимания».
— Что произошло потом? — прервал он собственные мысли.
— Тогда я еще не была знакома с Карлисом. Но думаю, он пережил тяжкий кризис. Может быть, помышлял бежать на Запад? Может, подумывал уйти из милиции? Думаю, на самом деле это я убедила его продолжать работать.
— А как вы познакомились?
Она посмотрела на него с удивлением:
— А это важно?
— Может быть. Не знаю. Но чтобы суметь вам помочь, я вынужден задавать вопросы.
— Как люди знакомятся? — Она улыбнулась грустной улыбкой. — Через друзей. Я услышала о молодом офицере милиции, который был не такой, как все. Он не блистал красотой, но я влюбилась в него в первый же вечер, когда мы познакомились.
— А что было потом? Вы поженились? Он продолжал работать на старом месте?
— Когда мы встретились, он был лейтенантом. Но неожиданно стал быстро продвигаться по службе. Каждый раз, получая новое звание, он приходил домой и говорил, что ему на погоны повесили еще одну невидимую траурную ленточку. Он продолжал искать доказательства связей между политическим руководством страны, милицией и различными преступными организациями. Он решил выявить все их контакты и как-то раз сказал, что в Латвии существует незримое министерство, единственная задача которого — координация всех контактов между подпольным миром и связанными с ним политиками и милицейскими чинами. Примерно три года назад я впервые услышала от него слово «заговор». Не забывайте: тогда он чувствовал, что идет в ногу со временем. Перестройка в Москве дошла и до нас, мы стали более открыто обсуждать то, что надо сделать в нашей стране.
— Его начальника по-прежнему звали Амтманис?
— Амтманис умер. Уже тогда его непосредственными начальниками стали Мурниерс и Путнис. Муж не доверял обоим, поскольку был убежден: один из них — участник, а может быть, и руководитель заговора, который он пытался раскрыть. Он говорил, что среди милиционеров есть кондоры, а есть чибисы. Но кто есть кто, он не знал.
— Кондоры и чибисы?
— Кондор — хищник, а чибис — невинная певчая пташка. В молодости Карлис очень интересовался птицами. Когда-то он мечтал стать орнитологом.
— Но он не знал, кто именно? Думаю, он понял, что это был полковник Мурниерс?
— Это случилось гораздо позже, примерно десять месяцев назад.
— А что тогда произошло?
— Карлис вышел на след преступной группы, занимающейся контрабандой наркотиков. Он сказал, что это был дьявольский план, который мог убить нас дважды.
— «Убить нас дважды»? Что он имел в виду?
— Не знаю. — Она поспешно встала, как будто вдруг чего-то испугалась. — Могу предложить вам чаю, — сказала она. — К сожалению, кофе у меня нет.
— Я с удовольствием выпью чаю, — ответил Валландер.
Она вышла на кухню, а Валландер пытался определиться, какие вопросы важнее всего задать. Байба, как ему показалось, была с ним откровенна, хотя он по-прежнему не знал, чем он, по их с Упитисом мнению, может им помочь. Он не был уверен, что сможет оправдать надежды, которые они на него возлагали. «Я всего лишь обычный полицейский, — подумал он. — Вам был бы нужен такой человек, как Рюдберг. Но он мертв, как и майор. Он не может вам помочь».
Байба внесла на подносе чайник и чашки. В квартире наверняка находился кто-то еще. Вода не могла вскипеть так быстро. «Меня везде окружают невидимые сторожа, — отметил Валландер. — Латвия — это страна, где я не понимаю практически ничего из происходящего вокруг меня».
Он видел, что Байба устала.
— Сколько у нас осталось времени? — спросил он.
— Не так уж много. За моим домом наверняка следят. Я не могу слишком долго отсутствовать. Но мы можем продолжить наш разговор здесь же завтра вечером.
— Я приглашен на ужин к полковнику Путнису.
— Понимаю. А послезавтра?
Он кивнул, пригубил слабо заваренный чай и опять стал задавать вопросы:
— Вы, должно быть, думали над тем, что имел в виду Карлис, говоря, что наркотики могли бы убить дважды. Наверняка Упитис размышлял над тем же. Вы конечно же говорили об этом?
— Как-то раз Карлис сказал, что для шантажа можно использовать все, что угодно, — ответила она. — Когда я спросила, что он имеет в виду, он признался, что это слова одного из полковников. Не знаю, почему я запомнила именно это. Может быть, потому, что в тот период Карлис был очень замкнут и молчалив.
— Шантажа?
— Он употребил это слово.
— А кого предполагалось шантажировать?
— Нашу страну. Латвию.
— Он действительно так сказал? Целую страну предполагалось подвергнуть шантажу?
— Да. Если бы я сомневалась, я бы этого не говорила.
— Кто из полковников употребил слово «шантаж»?
— Думаю, что Мурниерс. Но точно не знаю.
— А какого мнения Карлис был о полковнике Путнисе?
— Он говорил, что Путнис не самый худший вариант.
— Что он имел в виду?
— Он соблюдает закон. Не берет взятки у всех подряд.
— Но все-таки берет?
— Взятки берут все.
— А Карлис?
— Никогда. Он был не таким, как все.
Валландер заметил, что она разволновалась, и решил, что с оставшимися у него вопросами можно подождать.
— Байба, — произнес он, в первый раз назвав ее по имени. — Я хочу, чтобы ты подумала над всем тем, что рассказала мне сегодня вечером. Может быть, послезавтра я опять стану задавать тебе те же вопросы.
— Хорошо, — отозвалась она. — Я только и делаю, что думаю.
На какое-то мгновение ему показалось, что она вот-вот расплачется.
Но она снова взяла себя в руки и встала, одернув висевшую на стене портьеру. За портьерой оказалась дверь, которую она открыла.
