От этой мысли у него улучшилось настроение, и он вернулся к машине. Они поехали обратно в Ригу. Он попрощался с сержантом и пошел за ключом к стойке администратора. Там его ждало письмо от полковника Путниса, в котором сообщалось, что самолет на Хельсинки вылетает на следующий день в половине десятого. Он поднялся в свой номер, вымылся прохладной водой и залез в постель. До встречи с любовницей еще оставалось три часа, и он еще раз проанализировал все то, что произошло. Он мысленно сопровождал майора, и ему показалось, что он ощущает ту ненависть, которую испытывал Карлис Лиепа. Ту ненависть и то бессилие, которое возникает, когда ты выстроил цепочку доказательств и все равно не можешь ничего сделать. Он заглянул прямо в черное сердце коррупции, где Путнис или Мурниерс, или, может быть, оба, встречались с преступниками и занимались тем, что не удавалось даже мафии — преступной деятельностью под контролем государства. Майор Лиепа видел слишком много, и его убили. Где-то осталось его завещание, его расследование и собранные им доказательства.
Валландер резко сел в постели.
Он понял, что проглядел самое серьезное последствие этого завещания. Умозаключения, сделанные им, наверняка сделали и Путнис, и Мурниерс. Они, конечно, пришли к тому же выводу и так же очень хотят найти те доказательства, которые спрятал майор Лиепа.
Внезапно к нему вернулся страх. Валландер понял, что в этой стране нет ничего проще, чем организовать исчезновение шведского полицейского. Можно устроить несчастный случай, начать расследование преступления, играя словами, и отправить в Швецию цинковый гроб с соболезнованиями.
Может быть, они уже теперь подозревают его в том, что он слишком много знает?
Или поспешное решение отослать его домой объяснялось их уверенностью в том, что он ничего не знает?
«Мне не на кого положиться, — думал Валландер. — Я здесь совершенно один и должен поступать как Байба Лиепа: сам определять, кому можно довериться, и рискнуть принять решение, которое может оказаться ошибочным. Но я совершенно один, и меня стерегут глаза и уши тех, кто без колебания отправит меня вслед за майором».
Может быть, еще один разговор с Байбой Лиепой — это слишком большой риск?
Он встал с кровати, подошел к окну и стал смотреть поверх крыш. Стемнело, время приближалось к семи, и он знал, что должен на что-то решиться. «Меня едва ли можно назвать мужественным человеком, — думал он. — Меня вряд ли можно назвать презирающим смерть полицейским, который не боится рисковать. Я предпочел бы расследовать бескровные кражи со взломом или мошенничество в каком-нибудь тихом уголке Швеции».
Но, вспомнив о Байбе Лиепе, о ее страхе и упорстве, он понял, что не простит себе, если сейчас отступит.
Он надел костюм и в самом начале девятого спустился в варьете.
В вестибюле сидел новый мужчина в сером с новой газетой. На этот раз Валландер не счел нужным помахать ему рукой. Несмотря на ранний час, в темном ночном клубе уже было полно народу. Он на ощупь нашел свободный столик и решил, что не будет пить, что голова у него должна быть совершенно ясной, но, когда к нему подошел официант, все-таки заказал виски. На эстраде было пусто, из динамиков на потолке, выкрашенном в черный цвет, грохотала музыка. Он попытался различить людей в дымном полумраке, но кругом были одни только тени.
Инесе появилась ниоткуда, она играла свою роль с изумлявшей его уверенностью. От застенчивой женщины, которую он мельком видел несколько дней назад, не осталось ничего. Он была сильно накрашена, в вызывающе короткой юбке, и он понял, что совсем не готов принять участие в этой игре. Проигнорировав его протянутую руку, она наклонилась и поцеловала его.
— Мы еще не уходим, — сказала она. — Закажи мне что-нибудь. Смейся, радуйся, что ты меня видишь.
Она пила виски и нервно курила, а Валландер пытался играть роль мужчины средних лет, польщенного тем, что привлек к себе внимание молодой женщины. Пытаясь перекричать грохот невидимых динамиков, он рассказывал о долгой поездке по городу с сержантом в качестве гида. Он заметил, что она села на стул, откуда был виден вход в ночной клуб. Когда Валландер сказал, что на следующий день уезжает домой, она вздрогнула. Ему стало интересно, насколько глубоко Инесе посвящена во все это дело и принадлежит ли она к числу тех друзей, о которых говорила Байба Лиепа. Друзей, представлявшихся ей гарантией того, что будущее страны не отдадут на растерзание волкам.
Но ей тоже нельзя доверять, подумал Валландер. Ведь и она может оказаться двойным агентом, по принуждению или добровольно, от полного отчаяния.
— Расплатись, — сказала она. — Сейчас пойдем.
Валландер увидел, как зажглись огни эстрады и музыканты в розовых шелковых пиджаках стали настраивать свои инструменты. Он расплатился с официантом, и Инесе улыбнулась, притворяясь, что шепчет ему на ухо слова любви.
— Рядом с туалетом есть задняя дверь, — сказала она. — Она заперта. Но если постучать, ее откроют. Ты выйдешь в гараж. Там стоит белый «Москвич» с желтым щитком над правым передним колесом. Машина незаперта. Садись на заднее сиденье. Я скоро приду. А теперь улыбнись, шепни мне что-нибудь на ухо и поцелуй меня. Потом иди.
Он сделал, как она велела, и поднялся из-за стола. Возле туалета он постучал в стальную дверь, и сразу же щелкнул замок. Люди входили в туалет и выходили оттуда, но вроде бы никто не заметил, как он поспешно скользнул через эту дверь в гараж.
«Я нахожусь в стране, состоящей из тайных входов и выходов, — думал он. — Такое впечатление, что здесь ничто не происходит открыто».
Гараж оказался тесным и плохо освещенным, в нем пахло машинным маслом и бензином. Валландер увидел грузовик без одного колеса, несколько велосипедов и белый «Москвич». Человек, открывший ему стальную дверь, успел исчезнуть. Валландер дернул дверь машины. Она была незаперта. Он сел на заднее сиденье и принялся ждать. Сразу же вслед за ним появилась Инесе. Она спешила. Она завела машину, двери гаража распахнулись. Она выехала из гостиницы, свернула налево, прочь от широких улиц, окружавших квартал, в центре которого высилась гостиница «Латвия». Он видел, как Инесе внимательно вглядывалась в зеркало заднего вида, следя за другими машинами, как все время поворачивала, следуя неизвестным ему маршрутом, отчего он скоро совсем перестал ориентироваться. Примерно через двадцать минут беспрерывной смены улиц она вроде бы убедилась в том, что их никто не преследует. Она попросила у Валландера сигарету, и он дал ей прикурить. Они переехали через длинный железный мост и попали в район грязных промышленных зданий и бесконечных жилых кварталов, напоминающих казармы. Валландер не был уверен, что узнал дом, у которого она притормозила и выключила двигатель.
— Поторопись, — сказала она. — У нас очень мало времени.
Их впустила Байба Лиепа. Она быстро перекинулась с Инесе парой слов. Интересно, поняла ли она, что на следующий день он уезжает из Риги? Но Байба ничего не сказала, только взяла его куртку и положила на ручку кресла. Инесе ушла, и они опять остались одни в тихой комнате с тяжелыми шторами. Валландер не знал, с чего ему начать и что ему вообще говорить. Поэтому он поступил так, как ему часто советовал Рюдберг: «Говори все как есть, хуже уже не будет, но говори как есть!»
