— Очень красивая семья, — заметил Брунетти.
— Да, красивая. Не знаю, что я стал бы делать, если бы их у меня не было. Я часто говорил Майку, что ему нужно именно это — жениться и остепениться.
— А ему нужно было остепениться? — спросил Брунетти, заинтересовавшись тем, что женатые мужчины с энным количеством детей всегда желают того же холостякам.
— Ну, не знаю, — сказал Вулф, наклоняясь вперед и облокачиваясь о стол. — Ведь ему уже было двадцать пять. Пора обзавестись семьей.
— А у него была постоянная девушка? — мягко спросил Брунетти.
Вулф посмотрел на него, потом на стол.
— Насколько мне известно, не было.
— Он любил женщин? — Если Вулф и понял, что неизбежен следующий вопрос: любил ли он мужчин, то виду не подал.
— Наверное. На самом деле я не знал его так близко. Только по работе.
— А здесь у него не было близкого друга? — И когда Вулф отрицательно покачал головой, Брунетти добавил: — Доктор Питерс была очень расстроена, когда увидела тело.
— Ну, они работали вместе полгода или около того. Вам не кажется, что это нормально — расстроиться, увидев мертвого коллегу?
— Да, наверное, — согласился Брунетти, решив не спорить. — А еще кто-нибудь?
— Нет, никто в голову не приходит.
— Пожалуй, я спрошу у мистера Дости, когда он вернется.
— Сержанта Дости, — машинально поправил Вулф.
— Он тесно общался с сержантом Фостером?
— Я на самом деле не знаю, комиссар.
Брунетти показалось, что его собеседник вообще ничего не знает, не говоря уже о человеке, который проработал рядом с ним…
— Сколько времени работал с вами сержант Фостер? — спросил он.
Вулф откинулся на спинку стула, посмотрел на фотографию, словно его жена могла бы подсказать ему, а потом ответил:
— Три года.
— Понятно. А как долго находится здесь сержант Дости?
— Около четырех лет.
— Скажите, сержант Вулф, что это был за человек? — спросил Брунетти, снова возвращаясь к убитому.
На этот раз Вулф, прежде чем ответить, справился у своих детей.
— Он был отличным командиром. Его досье скажет об этом. Он предпочитал держать дистанцию, но объяснить это можно тем, что он учился, а к учебе он относился очень серьезно. — Вулф замолчал, словно размышлял, что бы еще такого серьезного сказать. — Он был очень располагающим.
— Прошу прощения? — переспросил Брунетти. Располагающим? Чем таким располагал Фостер? — Боюсь, я вас не понял.
Вулф объяснил с удовольствием:
— Знаете, это то, что вы, итальянцы, называете «simpatico».
— А, — пробормотал Брунетти. На каком странном языке говорят эти люди. И спросил уже более прямо: — Он вам нравился?
Военный был явно удивлен этим вопросом.
— Ну да, наверное. Ну, то есть мы не были друзьями или приятелями, но это был славный парень.
— В чем состояли его непосредственные обязанности? — спросил Брунетти, вынимая из кармана записную книжку.
— Ну, — начал сержант Вулф, сплетя руки за головой и усаживаясь поудобнее на своем стуле, — он должен был следить за квартирами, чтобы их хозяева придерживались принятых стандартов. Ну там, нормальное снабжение горячей водой, нормальное отопление зимой. И еще он должен был следить за тем, чтобы наши, живя на съемных квартирах, не портили эти квартиры или дома. Если хозяин жилья звонит и говорит, что его съемщик нарушает санитарные правила, мы едем туда и проверяем.
— Какого рода бывают эти нарушения? — спросил Брунетти, искренне заинтересованный.
— А, много всякого. Не выносят мусор или оставляют мусор рядом с домом. Или не убирают за своими животными. Много всякого.
— И что вы тогда делаете?
— У нас есть разрешение, то есть нет, право входить в их дома.
— Даже если они возражают?
— Особенно если они возражают, — сказал Вулф, рассмеявшись. — Это обычно верный признак, что там что-то не так.
— И что же?
— Мы осматриваем дом, чтобы выяснить, действительно ли нарушены санитарные правила.
— И часто это происходит?
Вулф хотел было ответить, но потом осекся, и Брунетти понял, что он обдумывает, сколько можно рассказать итальянцу, какой ответ можно дать, когда речь идет об американцах.
— Бывает, — нейтрально ответил он, — случается.
— А потом?
— Мы приказываем навести порядок и докладываем их командиру. Им дается на это определенное время.
— А если они ничего не делают?
— Получают пятнадцатую статью.
Брунетти опять улыбнулся своей вкрадчивой улыбкой:
— Пятнадцатую статью?
— Это такое официальное замечание. Его заносят в личное дело, и это может доставить много неприятностей.
— Например?
— Уменьшат жалованье, или понизят в должности, или даже уволят из армии.
— За грязь в доме? — спросил Брунетти с удивлением.
— Мистер Брунетти, если бы вы видели такие дома, вам бы захотелось выкинуть этих людей из страны. — Он немного помолчал, а потом снова заговорил: — Кроме того, в его обязанности входило инспектирование кухонь в посольствах, особенно, если там кто-то заболевал или, не дай бог, если заболевали многие. В прошлом году в Белграде был гепатит, и ему пришлось отправиться туда и разбираться на месте.
— Что-нибудь еще? — спросил Брунетти.
— Не припоминаю, ничего важного.
Брунетти улыбнулся:
— Я пока не совсем понимаю, сержант Вулф, что считать важным и что — неважным, но мне хотелось бы иметь полное представление о его обязанностях.
Сержант Вулф улыбнулся в ответ на его улыбку:
— Конечно. Я понимаю. Еще он должен был следить, чтобы всем детям, посещающим школу, были сделаны необходимые прививки. Ну знаете, против кори и ветрянки. И следить за тем, чтобы отработанные радиоактивные материалы были утилизированы. И еще он отвечал за статистику и информацию по всему, что связано с санитарией. — Он поднял глаза и закончил: — Это вроде бы все.
— Радиоактивные материалы? — спросил Брунетти.
— Да, рентгеновские трубки из зубной клиники и даже отсюда, из госпиталя. Их необходимо утилизировать особым способом. Не выбросишь же их в мусорку.
— И как это делается?
— Да мы заключили договор с итальянским откатчиком, который приезжает раз в месяц и увозит их отсюда. Майк должен был контролировать это, следить, чтобы все контейнеры были погружены. — Вулф улыбнулся. — Вот и все.
