— Шрамы? Операции?
— Маленький шрам, — начал Риццарди, потом замолчал, и Брунетти услышал шорох бумаги. — На левом запястье, в виде полумесяца. Он может быть от чего угодно. Операций никаких не было. Ни гланды не вырезаны, ни аппендикс. Прекрасное здоровье.
По голосу Брунетти понял, что Риццарди больше ничего не может добавить.
— Спасибо, Этторе. Ты пришлешь письменный рапорт?
— А что, его превосходительство желает его видеть?
Услышав, как Риццарди назвал Патту, Брунетти фыркнул.
— Желает. Но не уверен, намерен ли он его прочесть.
— Ну, если так, то рапорт будет до такой степени насыщен жаргоном медучилища, что за объяснениями ему придется позвонить мне. — Три года назад Патта возражал против назначения Риццарди экспертом, потому что племянник какого-то его друга как раз оканчивал медицинское училище и искал места на государственной службе. Но Риццарди, имевший пятнадцатилетний опыт работы патологоанатомом, был назначен на это место, и с тех пор между ним и Паттой шла непрерывная партизанская война.
— Значит, я с нетерпением жду рапорта, — сказал Брунетти.
— Да ведь ты ни слова там не поймешь. Даже и не пытайся, Гвидо. Если у тебя будут вопросы, позвони мне, и я все объясню.
— А что насчет его одежды? — спросил Брунетти, хотя и знал, что это вне компетенции Риццарди.
— На нем были джинсы «Левис». И один ботинок «Риббок», одиннадцатый номер. — И прежде чем Брунетти успел что-то сказать, Риццарди продолжил: — Знаю, знаю. Это еще не значит, что он американец. Сегодня «Левис» и «Риббок» можно купить где угодно. Но белье у него американское. Я послал его ребятам из лаборатории, и они могут рассказать тебе побольше, но этикетки были на английском, на них написано «made in USA». — Голос врача изменился, и в нем зазвучало необычное для него любопытство. — А твои ребята узнали что-нибудь в гостиницах? Насчет того, кто он такой?
— Я пока ничего не слышал, думаю, они все еще сидят на телефонах.
— Надеюсь, ты узнаешь, кто он, и отправишь его домой. Это нехорошо — умереть в чужой стране.
— Спасибо, Этторе. Я постараюсь выяснить, кто он. И отправлю его домой.
Он положил трубку. Американец. При нем не нашлось ни бумажника, ни паспорта, ни удостоверения личности, ни денег, кроме тех нескольких монет. Все это указывало на уличное ограбление, которое по какой-то причине чуть не сорвалось. А у вора оказался нож, и он воспользовался им либо удачливо, либо слишком умело. Уличные преступники в Венеции бывают удачливы, но редко умелы. Они вырывают сумки и убегают. В любом другом городе подобной трагедией могла бы закончиться попытка заломить назад руки или сдавить горло, но здесь, в Венеции, такого рода вещей просто не бывает. Выучка или удача? А если выучка, то чья? И почему необходимо стало воспользоваться этой выучкой?
Он позвонил в главный отдел и спросил, повезло ли им с гостиницами. В гостиницах первого и второго класса отсутствовал только один постоялец, человек лет пятидесяти, который не вернулся в «Габриэль Сэндвирт» вчера ночью. Начали проверять гостиницы классом ниже. В одной из них жил американец, который расплатился и съехал вчера ночью, но по описанию он не подходил.
Возможно, подумал Брунетти, что он арендовал квартиру в городе; а значит, пройдет несколько дней, прежде чем заявят о его исчезновении. А может, вообще не хватятся.
Он позвонил в лабораторию и попросил позвать Энцо Боккезе, главного техника. Когда тот подошел к телефону, Брунетти спросил:
— Боккезе, нашлось что-нибудь в его карманах?
Уточнять, в чьих именно карманах, не было необходимости.
— Мы проверили инфракрасным светом его билет. Он так намок, что мы думали, не сумеем ничего узнать. Но узнали.
Боккезе ужасно гордился своей технологией и тем, что он мог делать с ее помощью, но его всегда нужно было поторопить, а потом похвалить.
— Хорошо. Не знаю, как вы это делаете, но вам всегда удается что-то узнать. — В общем-то это и правда было недалеко от истины. — Откуда билет?
— Из Виченцы. Билет до Венеции и обратно. Куплен вчера и прокомпостирован на поездку до Венеции. Я вызвал человека с вокзала, вдруг он сможет определить что-нибудь по компостеру, скажем, какой это был поезд, но я не уверен, что это возможно.
— Какого класса вагон, первого или второго?
— Второго.
— Что-нибудь еще? Носки? Ремень?
— Риццарди сказал вам об одежде?
— Да. Он считает, что белье американское.
— Это так. Безусловно. Ремень — его он мог купить где угодно. Черная кожа с медной пряжкой. Носки синтетические. Сделаны на Тайване или в Корее. Продаются везде.
— Что-нибудь еще?
— Нет, ничего.
— Хорошая работа, Боккезе, но я думаю, что нам нужно еще что-то кроме билета, чтобы быть уверенными.
— Уверенными в чем, комиссар?
— Что это американец.
— Зачем? — спросил техник.
— Затем, что мы знаем, откуда берутся американцы, — ответил Брунетти.
Любой итальянец в этих краях знал о базе в Виченце, Казерма Как-ее-там, базе, где жили тысячи американских солдат со своими семьями, даже сейчас, через столько лет после окончания войны. Если это все-таки американец, то непременно всплывет версия теракта и непременно возникнут проблемы с юрисдикцией. У американцев своя собственная полиция, и едва кто-то хотя бы шепотом произнесет слово «терроризм», в дело вмешается, конечно, НАТО и, вероятно, Интерпол. Или даже ЦРУ, при мысли о котором Брунетти скривился, он подумал о том, как Патта станет наслаждаться своим появлением на публике, известностью, которая придет вместе с церэушниками. Брунетти понятия не имел, на что должен быть похож террористический акт, но это дело на него похоже не было. Нож — слишком обычное оружие; он не привлекал внимания к преступлению. И никаких звонков от тех, кто бы взял на себя это убийство, не поступало. Конечно, звонки еще могут последовать, но мало ли кто теперь, когда о происшествии раструбят газеты, захочет воспользоваться случаем?
— Конечно, конечно, — сказал Боккезе. — Мне нужно было подумать об этом. — Он помолчал, чтобы Брунетти мог что-то сказать, но поскольку этого не произошло, Боккезе спросил: — Что-нибудь еще, синьор?
— Да. После того как вы поговорите с человеком с вокзала, сообщите мне, сказал ли он вам что-нибудь насчет поезда, на котором убитый мог приехать.
— Вряд ли он сможет, сэр. На билете остались только следы от компостера. Мы не можем отыскать хоть что-нибудь, что определило бы поезд. Но я вам позвоню, если что. Что-нибудь еще?
— Нет, ничего. Спасибо, Боккезе.
Повесив рубку, Брунетти сел за стол и уставился на стену, обдумывая информацию и выводы. Молодой человек, в прекрасной физической форме, приезжает в Венецию из города, где находится американская военная база, взяв билет туда и обратно. Он лечил зубы по американской технологии, а в кармане у него американские монеты.
