— Этого я никак не могу допустить, — сказал он. А если вы
сделаете по-своему, то этим нанесёте мне обиду. Вчера я выполнил лишь то, что
требовала от меня моя служба, а за это не следует ни похвал, ни наград. Героями
являются только те, кто, не считаясь с риском и не заботясь о собственных
интересах, совершает подвиги, к которым их ничто не обязывает. А сочинять
баллады о моём вчерашнем поведении было бы для меня оскорбительно, а вы, я
уверен, никогда не захотите оскорбить меня, дон Себастьян.
— О, какая скромность! — воскликнула донья Леокадия,
молитвенно сложив руки и подняв глаза к небу. — Правду говорят, что подлинно
великое — всегда скромно.
— Ваши слова достойны истинного героя, — удручённо вздохнул
дон Себастьян. — Но я огорчён, друг мой, что вы лишаете меня возможности хоть
чем-то отблагодарить вас.
— Меня не за что благодарить, дон Себастьян, — возразил дон
Педро. — И умоляю вас, не будем к этому возвращаться.
Он поднялся.
— Пожалуй, я сразу же отправлюсь на корабль, чтобы получить
распоряжения адмирала, сообщить ему о том, что здесь произошло, а заодно
показать виселицу, которую вы соорудили на берегу для этого проклятого капитана
Блада. Это очень обрадует его превосходительство.
К полудню дон Педро вернулся на берег уже не в костюме с
чужого плеча, а одетый нарядно и элегантно, как подобает испанскому гранду.
— Маркиз Риконете просит меня сообщить вам, что так как
Карибское море, к счастью, очистилось от капитана Блада, то миссия его
превосходительства в этих водах окончена, и теперь ничто не препятствует его
скорейшему возвращению в Испанию. Он намерен конвоировать корабли с ценностями
во время путешествия через океан и просит предупредить их капитанов быть
готовыми поднять якорь во время первого же отлива — сегодня в три часа дня.
Дон Себастьян был поражён.
— И вы не сказали ему, что это невозможно?
Дон Педро пожал плечами.
— Я же говорил вам, что с адмиралом спорить бесполезно.
— Но, дорогой дон Педро, больше половины экипажа
отсутствует, а на кораблях нет пушек.
— Будьте уверены, что я не преминул сообщить об этом его
превосходительству. Конечно, это его огорчило, но он считает, что на каждом
корабле хватит народу, чтобы управлять судном, а этого более чем достаточно.
«Мария Глориоса» отлично вооружена и сможет защитить их от нападения.
— А он не подумал о том, что может случиться, если шторм разлучит
«Марию Глориосу» с этими галеонами?
— На это я ему тоже указал, что не произвело никакого
впечатления. Его превосходительство обладает развитым самомнением.
Дон Себастьян надул щёки.
— Так-так. Разумеется, это его дело, и я благодарю за это
Бога. Эти корабли и так доставили немало неприятностей Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико,
и я рад от них избавиться. Но должен заметить, что ваш адмирал весьма
неосторожен. Очевидно, это характерная черта королевских фаворитов.
Слабая улыбка, мелькнувшая на губах дона Педро, означала
согласие со словами губернатора.
— Пожалуйста, распорядитесь, чтобы галеоны как можно скорее
были снабжены провизией. Не стоит задерживать его превосходительство, к тому же
прилив не станет ждать даже его.
— О, разумеется, — согласился дон Себастьян, в покорности
которого ощущалась заметная доля иронии. — Я сейчас же отдам распоряжения.
— Я сообщу об этом его превосходительству. Он будет вам
очень признателен. Ну, разрешите откланяться, дон Себастьян. — И они дружески
обнялись. — Поверьте, я надолго сохраню воспоминания о нашем счастливом и
взаимовыгодном сотрудничестве. Моё почтение донье Леокадии.
— А вы не останетесь посмотреть, как повесят капитана Блада?
Казнь состоится ровно в полдень.
— Адмирал ожидает меня к восьми склянкам, и я не осмелюсь
заставить его ждать.
По пути в гавань капитан Блад задержался у городской тюрьмы.
Дежурный офицер встретил его со всеми почестями, подобающими спасителю
Сан-Хуана, и открыл двери по его просьбе.
Пройдя двор, где расхаживали взад-вперёд закованные в цепи
удручённые пираты, Блад подошёл к каменной камере, в которую едва проникал свет
сквозь забранное решётками маленькое окошко, расположенное у самого потолка. В
этой тёмной зловонной яме, сгорбившись на табуретке, сидел пиратский капитан,
уронив голову на руки в наручниках. Услышав скрип дверных петель, он поднял
голову, и его злое лицо уставилось на посетителя. Разбойник не узнал своего
вчерашнего, испачканного грязью противника в этом элегантном сеньоре в чёрном,
расшитом серебром костюме, в тщательно завитом, ниспадающем на плечи чёрном
парике и с длинной эбеновой тростью с золотым набалдашником.
— Уже пора? — проворчал он на своём ломаном испанском языке.
Но блестящий кастильский аристократ неожиданно ответил
по-английски, да ещё с явным ирландским акцентом.
— Не будьте столь нетерпеливым. У вас есть ещё время
подумать о вашей душе, если таковая имеется; есть время раскаяться в
совершённых вами гнусностях. Я могу простить вам то, что вы выдавали себя за
капитана Блада. Сам по себе этот акт даже можно расценивать как комплимент. Но
я не могу вам простить того, что вы натворили в Картахене, — зверских убийств,
пыток, изнасилований и других беспричинных жестокостей, которые вы совершили,
удовлетворяя ваши низменные инстинкты и позоря присвоенное вами имя.
Негодяй ухмыльнулся.
— Вы говорите, как поп, которого прислали меня исповедовать.
— Я говорю как человек, которым являюсь, и чьё имя вы
осквернили своими низкими поступками. Советую вам за краткий промежуток
времени, остающийся у вас после моего ухода, хорошенько осознать неумолимость
высшего правосудия, которое привело вас на виселицу с моей непосредственной
помощью. Ибо я — капитан Блад!
Несколько секунд он стоял, молча глядя на осуждённого
самозванца, утратившего от изумления дар речи; затем, повернувшись на каблуках,
вышел к ожидавшему его испанскому офицеру.
Пройдя мимо виселицы, установленной на берегу, он сел в
шлюпку, которая тотчас двинулась к бело-золотому флагманскому кораблю, стоящему
на рейде.
Таким образом, в тот же день, когда фальшивый капитан Блад
был повешен на берегу Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, настоящий капитан Блад отплыл на
Тортугу на «Марии Глориосе», или «Андалузской девчонке», конвоируя корабли с
сокровищами, где не было ни пушек, ни достаточного количества людей, чтобы
оказать сопротивление, когда их капитанам стала ясна ситуация, в которой они
очутились.
