Пришедший в отличное расположение духа капитан поведал
собравшимся за столом историю необычайного приключения в Пуэрто-Рико,
закончившегося казнью гнусного самозванца, который претендовал на имя и славу
Питера Блада, и беспрепятственным отплытием из Сан-Хуана «Марии Глориосы»
вместе с двумя кораблями с ценностями, стоявшими теперь на якоре в кайонской
гавани.
— Такой богатой добычи у меня ещё никогда не было. Одного
золота только на мою долю приходится тысяч на двадцать пять. Его, как обычно, я
обменяю у вас на векселя французских банков. Кроме того, на одном из галеонов
имеется груз перца и пряностей, за который Вест-Индская компания даст не менее
ста тысяч. Всё это ждёт вашей оценки, мой друг.
Но это сообщение, которое в другое время только обрадовало
бы губернатора, на сей раз вновь повергло его в уныние, напомнив ему об
изменившихся обстоятельствах. Печально поглядев на гостя, он покачал головой.
— Всё кончено, друг мой. Наша коммерция отныне под запретом.
— И вслед за этим последовал подробный рассказ о визите де Сентонжа,
существенно ограничившем поле деятельности месье д'Ожерона. — Итак, вы
понимаете, дорогой капитан, что рынки Вест-Индской компании теперь закрыты для
вас.
На загорелом, гладко выбритом лице Блада, обрамлённом
чёрными локонами, отразились изумление и гнев.
— Боже мой! И вы не сказали этому придворному блюдолизу,
что…
— Я привёл ему все аргументы, к которым прислушался бы любой
здравомыслящий человек. Но на всё, что я ему говорил, он отвечал, что в мире
нет ничего, что не было бы известно месье де Лувуа. По мнению месье де
Сентонжа, нет Бога, кроме Лувуа, и Сентонж — пророк его. Этот шевалье, как и
все придворные фавориты, весьма самоуверенный субъект. Недавно на Мартинике он
женился на вдове Омера де Вейнака, и это сделало его одним из богатейших людей
Франции. А вы знаете, во что превращают большие деньги и без того самодовольных
людей.
И месье д'Ожерон устало махнул рукой.
— Да, теперь всё кончено.
Но с этим капитан Блад никак не мог согласиться.
— Нельзя же безропотно класть голову под топор. Такие люди,
как мы, не должны признавать себя побеждёнными.
— Для вас, живущего вне закона, всё возможно. Но для меня…
здесь, на Тортуге, я представляю закон Франции; я должен служить ему и
поддерживать его. И теперь, когда закон предъявил такое требование…
— Если бы я приехал на день раньше, требования закона были
бы несколько иными.
Д'Ожерон сардонически усмехнулся.
— Вы воображаете, что, несмотря на всё, что я вам рассказал,
вам бы удалось убедить этого хлыща в его глупости?
— Нет ничего, в чём бы нельзя было убедить человека,
предъявив ему соответствующие аргументы должным образом.
— Я же говорил вам, что предъявил ему все возможные
аргументы.
— Нет, не все, а только те, которые пришли вам в голову.
— Если вы имеете в виду, что мне следовало пригрозить
пистолетом этому самовлюблённому фату…
— О, мой друг! Это же не аргумент, а принуждение. Все люди
заботятся о своих интересах, а особенно те, кто, подобно шевалье де Сентонжу,
любят обвинять в этом других. Ущемление его интересов могло бы его убедить.
— Возможно. Но что я знаю о его интересах?
— Подумайте! Разве вы только что не сказали мне, что он
недавно женился на вдове Омера де Вейнака? Отсюда неизбежно вытекает его
величайшая заинтересованность во французских колониях в Вест-Индии. Вы говорили
ему в общем плане об испанских рейдах на поселения других народов. А вам
следовало бы быть поконкретнее. Вы должны были подробно остановиться на
возможности такого рейда на богатую Мартинику. Это заставило бы его задуматься.
А теперь он уехал, и шанс потерян.
Но д'Ожерон не видел причин для сожалений об этой потерянной
возможности.
— Его упрямство помешало бы ему даже испугаться. Он бы и
слушать не стал. Последнее, что сказал мне Сентонж перед отплытием в
Порт-о-Пренс…
— В Порт-о-Пренс?! — воскликнул капитан Блад, прерывая
губернатора. — Он отплыл в Порт-о-Пренс?
— Да, это последний порт, который он намеревался посетить
перед возвращением во Францию.
— Так, так, — задумчиво промолвил капитан. — Следовательно,
он будет возвращаться через Тортугский пролив?
— Конечно. Иначе ему придётся огибать всю Эспаньолу.
— Тогда я, может быть, ещё не окончательно опоздал. Могу я
перехватить его и попробовать на нём своё искусство убеждать?
— Вы только зря потеряете время, капитан.
— Вы слишком пессимистически настроены. Я обладаю великим
даром внушения. Не теряйте надежды, друг мой, пока я не подвергну месье де
Сентонжа испытанию.
Но для того чтобы пробудить в месье д'Ожероне надежду,
требовалось нечто большее, нежели беспечные заверения. Тяжко вздыхая, он
простился с капитаном Бладом, пожелав ему успеха в очередном предприятии, хотя
он в этот успех ни на грош не верил.
Какую конкретную форму примет его очередное предприятие,
капитан Блад ещё не знал, когда он, выйдя из губернаторского дома, отправился
на борт своего великолепного сорокапушечного корабля «Арабелла», который во
время его отсутствия стоял без дела отремонтированный, вооружённый и готовый к
выходу в море. Однако капитана так захватила важность предстоящей задачи, что
ещё до вечера, тщательно продумав план, он собрал в салоне «Арабеллы» военный
совет, дав указания каждому из своих офицеров.
Хагторп и Дайк должны были оставаться на Тортуге и наблюдать
за кораблями с сокровищами. Волверстону поручалось командование бывшим
испанским флагманом «Марией Глориосой». Ему было приказано отплыть немедленно,
и капитан снабдил его тщательными инструкциями особого рода. Ибервилю —
французскому корсару — Блад поручил «Элизабет», приказав ему быть готовым к
отплытию.
В тот же вечер, после захода солнца, «Арабелла» снялась с
якоря и вышла из Кайоны под командованием Блада, имея на борту штурмана Питта и
канонира Огла. За ней следовала «Элизабет». «Мария Глориоса» уже скрылась за
горизонтом.
Идя против лёгкого восточного бриза, оба корсарских корабля
на следующий вечер миновали мыс Пальмиш на северном побережье Эспаньолы.
Поблизости от него, в том месте, где Тортугский пролив сужается до пяти миль
между мысами Пальмиш и Португаль, Блад решил занять позицию для дальнейших
действий.
Глава 3
К тому времени, когда «Арабелла» и «Элизабет» бросили якоря
в уединённой бухточке у северного побережья Эспаньолы, «Беарнец» покидал
Порт-о-Пренс. Резкие запахи этого города оскорбляли деликатные ноздри мадам де
Сентонж, а так как богатым жёнам следует потакать, то шевалье сократил свой
визит до минимума, несмотря на ущерб интересам королевства. Покончив наконец со
своей миссией, месье де Сентонж с сознанием хорошо выполненного долга и с
уверенностью, что заслужил похвалу маркиза де Лувуа, отплыл во Францию,
переключив свои мысли с государственных дел на личные.
