— Совершенно верно, — согласился Блад.
— А вы не знаете, что за корабль вы сожгли и потопили и
какой осёл им командовал?
— Конечно знаю. Это была «Мария Глориоса», флагманский
корабль испанского адмирала маркиза Риконете.
— «Мария Глориоса»? — с удивлением переспросил д'Ожерон. —
Но ведь вы захватили её в Сан-Доминго и прибыли сюда на ней, когда доставили
корабли с сокровищами.
— Вот именно. Поэтому я и использовал её для небольшой
демонстрации испанской низости и корсарской доблести. Ею командовал Волверстон,
а на борту находилось лишь столько человек, сколько требовалось для управления
кораблём и для стрельбы из шести пушек, которыми я решил пожертвовать.
— Боже мой! Вы хотите сказать, что всё это было простой
комедией?
— Сыгранной в основном за дымовой завесой, возникшей во
время сражения. Она была совершенно непроницаема. Мы организовали её при помощи
выстрелов из пушек, заряженных только порохом, а слабый ветерок лишь сослужил
нам службу. В разгар инсценированной битвы Волверстон поджёг корабль и под
покровом дымовой завесы перешёл на борт «Арабеллы» вместе со своим экипажем.
— И ваш обман прошёл незамеченным? — воскликнул губернатор.
— Как видите.
— Значит, вы намеренно сожгли этот великолепный испанский
корабль?
— Да, для пущей убедительности. Можно было бы просто
обратить его в бегство, но это не произвело бы такого эффекта.
— Но потери! Господи, какие потери!
— Вы ещё недовольны? По-вашему, успеху смелого предприятия
может способствовать скаредность? Взгляните ещё раз на письмо. Ведь это, по
сути дела, правительственная грамота, разрешающая торговые операции,
запрещённые недавним указом. Вы думаете, что её можно было добыть с помощью
красивых, слов? Такой способ вы уже попробовали и знаете, что из этого вышло. —
И Блад похлопал по плечу низенького губернатора. — Давайте перейдём к делу.
Теперь я могу продать вам свои пряности и предупреждаю, что потребую за них
хорошую цену — не меньшую, чем за три испанских корабля.
Избавление
Глава 1
Более года прошло с тех пор, как Натаниэль Хагторп вместе с
Питером Бладом бежал с острова Барбадос. Однако тоска не покидала Хагторпа —
достойного джентльмена, ставшего по воле судьбы корсаром, так как его младший
брат Том по-прежнему томился в неволе.
Оба брата участвовали в мятеже Монмута, попали в плен после
битвы при Седжмуре
[71] и были приговорены к повешению. Однако приговор
изменили, в результате чего они вместе с другими повстанцами были сосланы на
плантации на Барбадос и проданы в рабство жестокому полковнику Бишопу. Но к
тому времени, когда Блад организовал побег с острова, Тома Хагторпа уже там не
было.
Однажды на Барбадос с визитом к Бишопу явился полковник сэр
Джеймс Корт, представляющий на Невисе
[72] губернатора Подветренных
островов
[73]. Сэра Джеймса сопровождала жена — изящная, строптивая и зловредная
особа, чересчур молодая, чтобы составить подобающую пару пожилому сэру Джеймсу.
Вознесённая выгодным браком над людьми своего круга, она столь ревностно
охраняла своё положение знатной дамы, что могла бы смутить любую герцогиню.
Очутившись в Вест-Индии, леди Корт с вызывающей
медлительностью привыкала к новым условиям и особое неудовольствие проявляла по
поводу отсутствия в её распоряжении белого грума, который сопровождал бы её в
выездах. Ей казалось невозможным, чтобы леди её ранга выезжала бы в
сопровождении черномазого.
Однако, как она ни возмущалась, Невис не мог предоставить ей
никого больше. Хотя здесь находился крупнейший рынок в Вест-Индии, но живой
товар он ввозил только из Африки. Поэтому остров был вычеркнут государственным
секретарём из списка мест, куда подлежали ссылке осуждённые бунтовщики. Леди
Корт решила, что дело можно исправить при визите на Барбадос, к несчастью для
Тома Хагторпа, её ищущий взгляд с восхищением задержался на его по-юношески
гибкой полуобнажённой фигуре, когда он трудился на плантации сахарного
тростника. Она запомнила его, и до тех пор не давала покоя сэру Джеймсу, пока
он не купил этого раба. Полковник Бишоп оказался сговорчив, так как для него
все невольники были одинаковыми, а этот парень, будучи слишком молодым, не
представлял на плантациях большой ценности.
Хотя расставание с братом огорчило Ната, всё же он
радовался, что Том сможет избежать бича надсмотрщика. Фортуна довела братьев до
такого отчаянного положения, что, родившись джентльменами, они рассматривали
должность грума у жены вице-губернатора Невиса как продвижение по службе.
Поэтому Нат Хагторп, уверенный в улучшении условий жизни брата, не очень
горевал о разлуке с ним. Но после побега с Барбадоса мысли о брате, всё ещё
томящемся в рабстве, стали причинять ему невыразимые страдания.
Однако надеждам Тома Хагторпа, что его положение улучшится с
переменой хозяев, не суждено было оправдаться. Мы только не знаем, как
разворачивались события, но, судя по тому, что выяснилось о леди Корт
впоследствии, можно с полным правом предположить, что она тщетно пробовала на
миловидном юноше чары своих длинных узких глаз. Короче говоря, повторилась
история Иосифа и жены Потифара
[74], в результате чего взбешённая леди
отказалась от своего белого слуги, жалуясь, что он неловок, обладает дурными
манерами и ведёт себя неподобающим образом.
— Я предупреждал вас, — устало произнёс сэр Джеймс, ибо
требования его супруги непомерно росли и уже начали утомлять его, — что он по
рождению джентльмен и, естественно, должен противиться подобной деградации.
Лучше было бы оставить его на плантации.
— Ну так можете отправить его туда, — заявила леди Корт. —
Мне не нужен этот негодяй.
Таким образом, отстранённый от дела, для которого он был
куплен, Том снова очутился на сахарных плантациях под бичами надсмотрщиков, не
менее жестоких, чем у полковника Бишопа, в компании высланных из Англии воров и
бандитов.
Конечно, его брат не мог знать об этом, иначе он беспокоился
бы о его судьбе гораздо больше и ещё сильнее жаждал бы освободить его из
неволи. Он и так постоянно заговаривал о нём с Питером Бладом.
