— Нельзя быть столь нетерпеливым, — отвечал ему капитан,
сознавая практическую неосуществимость просьб Ната Хагторпа. — Если бы Невис
был испанским поселением, тогда бы мы не стали с ним церемониться. Но мы ещё не
объявили войну английским судам и владениям. Это полностью бы погубило наше
будущее.
— Будущее? Разве у нас есть будущее?!? — сердился Хагторп. —
Ведь мы же вне закона.
— Возможно. Но мы действуем только как враги Испании. Мы не
hostis humani generis.
[75], и, пока мы не стали таковыми, не следует оставлять
надежды, что в один прекрасный день наше изгнание закончится. Я не хочу
рисковать нашим будущим, высаживаясь на Невис с оружием в руках, даже ради
спасения твоего брата.
— Значит, он должен томиться там до самой смерти?
— Нет, нет. Я обязательно найду выход. Но мы должны быть
благоразумными и ждать.
— Чего?
— Случая. Я очень верю в случай. Он никогда не подводил меня
и вряд ли подведёт в дальнейшем. Но его не следует торопить. Просто положись на
него, как полагаюсь я, Нат.
Наконец вера Питера Блада была вознаграждена. Случай, на
который он рассчитывал, неожиданно представился после его удивительного
приключения в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико.
Известие о том, что капитан Блад был пойман испанцами и
покончил счёты со своей грешной жизнью на виселице на берегу Сан-Хуана,
распространилось со скоростью урагана по всему Карибскому морю — от Эспаньолы
до Мэйна
[76]. В каждом испанском поселении праздновали победу над одним из
самых страшных врагов Испании, постоянно препятствующим её хищническим
действиям. По той же причине среди английских и французских колонистов,
которые, по крайней мере тайно, всегда поддерживали корсаров, царило скрытое
уныние.
Несомненно, должно было пройти немало времени, прежде чем
выяснится, что корабли с сокровищами, отплывшие из Сан-Хуана под конвоем
флагмана эскадры маркиза Риконете, бросили якорь не в Кадисской бухте
[77], а в
Тортугской гавани и что флагманским кораблём командовал не испанский адмирал, а
капитан Блад, в то время как труп его преступного двойника болтался на
виселице. Но до того как правда выплывает на свет Божий, Блад со свойственной
ему предусмотрительностью решил извлечь все выгоды из авторитетных сообщений о
его кончине. Он понимал, что ему нельзя терять время, если он хотел
воспользоваться ослаблением бдительности в Новой Испании. Поэтому капитан
вскоре покинул цитадель флибустьеров на Тортуге, намереваясь произвести очередной
рейд на побережье Мэйна.
Блад вышел в море на «Арабелле», но вдоль её ватерлинии
[78]
красовалась белая широкая полоса, несколько скрадывающая бросающийся в глаза
красный корпус, а на кормовом подзоре виднелась надпись «Мария Моденская»
[79],
компенсирующая этим ультра-стюартовским названием отчётливо заметное испанское
происхождение корабля. С бело-сине-красным вымпелом Соединённого Королевства на
грот-мачте они зашли на Сент-Томас
[80] якобы за пищей и водой, а в
действительности для того, чтобы узнать последние новости. Среди этих новостей
центральное место занимало пребывание на Сент-Томасе мистера Джеффри Корта,
оказавшееся тем самым случаем, которого с таким нетерпением ожидал Натаниэль
Хагторп, и на который рассчитывал капитан Блад.
Глава 2
По изумрудной воде, сверкающей под лучами утреннего солнца,
скользила лодка с четырьмя неграми-гребцами, лоснящимися от пота. В лодке
восседал мистер Джеффри Корт, самодовольного вида джентльмен в золотистом
парике и нарядном, расшитом серебром камзоле из розово-лиловой тафты.
Когда лодка причалила к высокому борту корабля, мистер Корт
поднялся по забортному трапу на палубу, обмахиваясь шляпой с пером и призывая
небо в свидетели, что он не в состоянии терпеть эту проклятую жару.
Повелительным тоном он потребовал проводить его к капитану этого мерзкого
судна.
Подобные эпитеты являлись всего лишь привычными выражениями
мистера Корта. Палуба, на которой он стоял, была надраена до чистоты хлебной
доски, медные поручни, люковые крышки и блоки блестели, словно золотые, мушкеты
в стойке у грот-мачты не могли стоять ровнее и на королевском судне, а все
снасти были уложены с не меньшей аккуратностью, чем туалеты в дамском
гардеробе.
Матросы, прохлаждавшиеся на шкафуте и полубаке, большинство
из которых было одето только в полотняные рубахи и коленкоровые штаны,
наблюдали за надменным джентльменом с неприкрытым весельем, на которое он, по
счастью, не обратил внимания.
Негр-стюард проводил Джеффри Корта по тёмному коридору к
главной каюте на корме, поразившей его своими размерами и роскошью. Там, за
столом, покрытым белоснежной скатертью и сверкающим хрусталём и серебром,
сидели трое мужчин. Один из них, худощавый, высокий, с загорелым ястребиным
лицом, обрамлённым локонами чёрного парика, в элегантном чёрном с серебряным
шитьём костюме, поднялся навстречу гостю. Внешность двух других, продолжавших
сидеть, была не столь импозантна, но также привлекала к себе внимание. Это были
штурман Джереми Питт, молодой и изящный блондин, и Натаниэль Хагторп — более
старший по возрасту, широкий в плечах и мрачный на вид.
Наш джентльмен нисколько не утратил своей надменности,
очутившись под пристальным взглядом трёх пар глаз. Тем же самоуверенным тоном
он осведомился насчёт курса «Марии Моденской», а затем счёл возможным снизойти
до объявлений причины своего любопытства.
— Меня зовут Корт. Джеффри Корт, к вашим услугам, сэр. Я
намерен как можно скорее добраться до Невиса, которым управляет мой двоюродный
брат.
Это заявление явилось сенсацией для всех присутствующих. У
всех троих захватило дух, а Хагторп воскликнул: «Боже мой»! — и так побледнел,
что это было заметно, несмотря на то, что он сидел спиной к высоким кормовым
окнам. Однако мистер Корт был чересчур занят собственной персоной, чтобы
обращать внимание на других.
— Я — кузен сэра Джеймса Корта, который представляет на
Невисе губернатора Подветренных островов. Вы, разумеется, слышали о нём.
— Конечно, — подтвердил Блад.
Хагторп больше не мог терпеть.
