«Лучше быть ограбленным, — подумал я, — чем сожжённым на
костре».
Поэтому я поспешил удалиться, прежде чем чувство долга его
превосходительства не одержало победу над его так называемым милосердием, —
чёрт бы побрал его грязную душу.
— Вы, может быть, думаете, что это конец моих несчастий, —
продолжал он после минутной паузы. — Но, к сожалению, самое худшее было ещё
впереди.
Я поспешно вернулся на борт. Мы сразу же снялись с якоря и
вышли в море, не встретив препятствий со стороны форта. Но не успели мы отойти
на четыре-пять миль от берега, как нас нагнала карака береговой охраны и
открыла по нам огонь. Не сомневаюсь, что они получили от этого паршивого
генерал-губернатора приказ потопить нас. Меньше всего ему хотелось, чтобы в
Испании узнали, каким способом он обогащается в Новом Свете.
Так как на нашем корабле не было пушек, то испанцам,
несмотря на то, что канониры они дрянные, было так же легко справиться с нами,
как подстрелить вальдшнепа. По крайней мере они так считали. Но мы шли с
наветренной стороны от них, и я воспользовался единственным шансом. Резко
повернув руль, я двинул судно прямо на караку. Несомненно, эти навозные твари
рассчитывали развалить нас на кусочки прежде, чем мы до них доберёмся, и,
клянусь душой, им это удалось. Мы быстро погружались под воду, протекая, как
дуршлаг; наша палуба была уже почти вровень с поверхностью воды, когда наконец
мы ударились о борт испанского корабля, но Бог оказался милостив к еретикам.
То, что осталось от нашего левого борта, зацепилось за шпангоуты
[96] караки, и
мы тотчас забросили абордажные крючки и перебрались на борт к испанцам.
После этого на палубе караки начался кромешный ад, так как
все мы были вне себя от ярости на этих хладнокровных убийц. Мы резали их по
всему кораблю. У меня убили трёх матросов и десятерых ранили, но из испанцев в
живых не осталось никого — тех, кого не прикончили на корабле, выкинули за
борт.
Работорговец снова умолк, устремив на присутствующих
вызывающий взгляд своих горящих глаз.
— Вот, пожалуй, и всё. Мы, конечно, воспользовались этой
каракой, так как мой корабль пошёл ко дну. Это и объясняет папистские картинки
на грот-мачте. Я так и думал, что из-за них у нас будут неприятности. Когда вы
дали залп в сторону моих клюзов, я хотел добавить это к моему счёту с
испанцами, но теперь я вижу, что, кажется, нашёл друга.
Глава 2
Когда Уокер смолк, слушатели, потрясённые его рассказом,
некоторое время не могли вымолвить ни слова. Наконец Волверстон пошевелился в
кресле и проворчал:
— Типичный образчик кастильского коварства. Этого
генерал-губернатора не плохо было бы протащить под килем.
— Уж лучше поджарить его на медленном огне, — заметил
Ибервиль. — Единственный способ придать аромат этой новохристианской
[97]
свинье.
— Новохристианской? — с удивлением переспросил Блад. —
Значит, ты знаешь его?
— Не больше, чем ты. — И бывший семинарист объяснил:
— В Испании, когда еврей переходит в христианство, он должен
принять новое имя. Но его выбор не вполне свободен. Имя должно совпадать с названием
какого-нибудь дерева или другого растения, таким образом, его происхождение
остаётся известным. Генерал-губернатор носит фамилию Перера, что по-испански
значит грушевое дерево. Вальдоро и Пеньяскон были добавлены позднее — ведь эти
ренегаты живут под постоянной угрозой сожжения на костре.
Блад снова перенёс внимание на Уокера.
— Должно быть, сэр, вы не без умысла рассказали нам эту
отвратительную историю. Какой услуги вы от нас ожидаете?
— Ну, разве только вы поделитесь со мной лишними парусами,
если они у вас имеются. Я оплачу вам их стоимость, а то переплывать океан с
таким количеством парусов, как у нас, — маленькое удовольствие.
— И это всё? А я-то думал, что вы попросите нас вытянуть
плату за ваших рабов из этого генерал-губернатора, позволив нам, разумеется,
позаимствовать и для себя небольшую сумму за причинённое беспокойство. Ведь
Гавана — богатый город.
Уокер уставился на него.
— Да вы смеётесь надо мной, капитан. Я не так глуп, чтобы
просить невозможного.
— Невозможного! — повторил Блад, подняв свои чёрные брови.
Затем он улыбнулся. — Клянусь моей душой, это почти вызов!
— Какой ещё вызов! Вы, конечно, смелые ребята, но сам дьявол
не отважился бы отправиться на корсарском корабле в Гавану.
Блад потёр подбородок.
— И всё же этот субъект нуждается в уроке. А ограбить вора
само по себе заманчиво. — И он взглянул на своих офицеров. — Ну как, нанесём
ему визит?
Питт сразу же выступил против.
— Нет, если только мы не потеряли рассудок. Ты не знаешь
Гавану, Питер. Если есть в Новом Свете неприступная испанская гавань, то это
Гавана. На всём Карибском море нет более защищённого порта — это было уже
известно Дрейку
[98].
— И это факт, — подтвердил Уокер, чьи красные глазки
сверкнули на момент при словах Блада. — Там настоящий арсенал. Войти в гавань
можно только через канал шириной не более полумили, который защищают три форта:
Моро, Пунталь и Эль Фуэте. Вы не продержитесь там на воде и часу.
Блад мечтательно устремил взгляд в потолок.
— И всё-таки вам удалось продержаться на воде несколько
дней.
— Да, но при иных обстоятельствах.
— Неужели мы не сможем создать нужные обстоятельства? Мы не
впервые выполняем такую задачу. Конечно, план следует хорошо продумать, но мы в
состоянии это сделать, так как сейчас не заняты никакими другими предприятиями.
— А всё потому, что ты — размазня, — вмешался Ибервиль,
который до сих пор не мог примириться с упущенной возможностью, предоставленной
им вояжем архиепископа. — Примас Новой Испании ещё в море. Заставим же его
расплатиться за грехи соотечественников.
